Изменить размер шрифта - +
Д. Мордовцев с демократических позиций одним из первых в нашей науке важные этапы истории России рассматривал не как деяния царей, полко­водцев и законодателей, а как «народное движение», уделяя «всегда пред­почтительное внимание голытьбе, забытой историей». Это было принципи­альным убеждением историка, который с полным основанием утверждал: «Задача русского народа в будущем, его роль в истории человечества и его взаимодействие на другие народности мира уразумеются только тогда, когда русский народ будет иметь свою историю, то есть обстоятельную, беспристрастно и умнохудожественно нарисованную картину того, как пахал землю, вносил подать, отбывал рекрутчину, благоденствовал <sub>[Чрезвычайно показательным является использование в таком кон­тексте сатирической образной формулировки из «Кавказа» Т. Г. Шевченко («На вcix язиках все мовчить, бо благоденствуе!..»)]</sub> и страдал русский народ, как он коснел или развивался, как подчас он бунто­вал и разбойничал целыми массами, «воровал» и «бегал» тоже массами в то время, когда для счастья его работали генералы, полководцы и зако­нодатели».

Такая сознательная ориентация на изучение роли народных масс, демократический, так сказать, угол зрения на историческое прошлое страны получил достойную оценку передовой русской общественности. Так, на страницах «Колокола» (1868) Д. Мордовцев, наряду с Н. Косто­маровым и А. Щаповым, назван в числе первых исследователей «истории народных элементов», авторов «замечательных монографий, касающихся наиболее интересных сторон и моментов нашей национальной жизни, доселе совершенно неизвестных» <sub>[«Колокол». Газета А. И. Герцена и Н. П. Огарева: Переводы. Ком­ментарии. Указатели. — М., 1978. — С. 63]</sub>. В 1866 году было опубликовано исследование Д. Мордовцева о Пуга­чеве. Он подчеркивал, что «сила самозванца опиралась на вековом гне­те народа, который рвался сбросить с себя все давящее и опутывающее его» (Политические движения русского народа. СПб. 1871, т. I, с. 301). Ученый считал восстание под руководством Пугачева неизбежным, зако­номерным порождением крепостнического гнета, который всегда мог «вызвать если не пугачевщину, то что-нибудь подобное этому, или даже худшее, страшнейшее, именно «крестьянщину», поголовное восстание на­родных масс» (там же, с. 401).

Разоблачая крепостников и крепостничество, «ненормальное состояние всего тогдашнего строя», исследователь ничтожеству «генералов и гра­фов» противопоставляет фигуры Пугачева и его сподвижников, созда­ет выразительный, исторически правдивый образ руководителя народной войны, в котором «было много обаяния, много притягательной силы... Он был и полководцем и тактиком. Он умел с помощью ума и такта ру­ководить огромными массами беспокойного и полудикого народа. ...Он умел быть и вовремя строгим, и вовремя милостивым, и по натуре своей не был таким изувером, каким его изображали» (там же, с. 241— 242).

Исторические монографии и циклы были собраны исследователем в нескольких книгах — «Самозванцы и понизовая вольница» (СПб., М., 1867, т. 1 — 2), «Гайдамаччина» (1870), «Политические движения русского народа» (1871, т. 1 — 2), «Исторические пропилеи» (1889, т. 1 — 2). Пред­ставляется в высшей степени знаменательным, что, изучая в конце 70х — начале 80х годов проблемы социально-экономического развития России, ее истории, культуры, революционного движения, Карл Маркс вниматель­но изучает работы русских и украинских историков (Н. Чернышевского, А. Герцена, В. Берви-Флеровского, М. Драгоманова, С. Степняка-Кравчинского, Н. Костомарова, С. Подолинского) <sub>[Конюшая Р. П. Карл Маркс и революционная Россия.

Быстрый переход