Несмотря на сильный загар, его грубоватое лицо не имело арабских черт. Черные как смоль волосы слиплись от соленой воды; солнце искрилось в каплях воды, застрявших в волосах на его груди. Он был высок, крепко скроен, широкоплеч и шагал с непринужденной грацией, недоступной большинству мужчин. Она прикинула его возраст – где-то около сорока.

Проходя мимо Евы, он холодно сверкнул на нее глазами. Он был так близко, что она рассмотрела его бледно-зеленые глаза, широко расставленные, с ярко сверкающими белками вокруг радужных оболочек. Он посмотрел на нее так пристально, что Еве показалось: взгляд проникает ей прямо в мысли и гипнотизирует ее. Какая-то ее часть вдруг испугалась, что он остановится и что-то скажет, а другая часть желала этого. Он же, продемонстрировав в обезоруживающей улыбке белые зубы, прошел мимо нее к шоссе.

Она смотрела ему вслед, пока он не скрылся за дюнами в том месте, где она видела джип с буквами НУМА. Да что это такое со мной, подумала она, ведь стоило хотя бы просто улыбнуться ему в ответ. Но затем она выбросила его из головы, решив, что бесполезно тратить время, потому что он, скорее всего, и по-английски-то не говорит. Тем не менее она почувствовала, что глазки ее загорелись, как давно уже не бывало. Как странно, подумала она, снова ощутив себя юной и взволнованной каким-то странным мужчиной, который лишь мельком посмотрел на нее и с которым она никогда больше не встретится.

Ева подумала, что хорошо бы окунуться, но те двое мужчин, что прогуливались по берегу, как раз оказались между нею и водой, так что она благоразумно решила переждать, пока они пройдут. В их лицах не наблюдалось изысканных черт коренных египтян – плоские носы, темная, почти черная кожа и густые черные кудри выдавали в них жителей южной окраины Сахары.

Они остановились и уже чуть ли не в двадцатый раз украдкой оглядели пляж. Затем внезапно бросились на нее.

– Пошли прочь! – инстинктивно вскрикнула она.

Она отчаянно пыталась отбиваться, но один, с противным взглядом и крысиной мордой, с густыми черными усами, грубо схватил ее за волосы и повалил на спину. Холодный страх окатил ее, когда другой мужчина, обнажив в садистской улыбке прокуренные зубы и припав на колени, уселся ей на бедра. Крысиномордый сел ей на грудь, прижав ногами ее руки и глубоко вдавив их в песок. Теперь Ева могла пошевелить разве что пальцами или ступнями и оказалась абсолютно беспомощна.

Странно, но в их глазах не было похоти. И ни один из них не собирался срывать с нее купальник. Они действовали не как люди, задумавшие изнасилование. Ева вновь завопила, высоко и пронзительно. Но ей отвечал только прибой. А на пляже не было видно ни души.

Затем руки крысомордого мужчины легли ей на нос и рот, и он спокойно и деловито стал ее душить. Его тяжесть на ее ребрах еще больше затрудняла доступ воздуха. Сквозь оцепенение ужаса до нее наконец дошло, что они намереваются ее убить. Она попыталась еще раз крикнуть, но изо рта вырвался только сдавленный звук. Она не чувствовала боли, а только одурманивающую панику и парализующее потрясение.

Она отчаянно попыталась освободить лицо от безжалостной хватки, но ее руки и ноги были зажаты, словно тисками. Ее легкие требовали воздуха, которого там не было. Перед глазами замелькали черные круги. Она отчаянно цеплялась за сознание, но чувствовала, что оно ускользает. Она заметила, как мужчина, навалившийся на ее бедра, куда-то всматривается через плечо душителя, и в отчаянии подумала, что эта мерзкая рожа – последнее, что ей доведется увидеть.

Ева закрыла глаза, приблизившись к краю черной пустоты. В мозгу пульсировала мысль, что все это только кошмар, который исчезнет, стоит ей открыть глаза. Она должна сражаться и поднять веки, чтобы наконец-то вернуться к реальности.

Вероятно, это все-таки был кошмар, потому что убийца с прокуренными зубами больше уже никуда несмотрел, а выражение дьявольской злобы на его физиономии сменилось безмерным удивлением.