— Неужели я без моего ведома оказался впутанным в одно из таких дел?

— Разве я это сказал? — невозмутимо продолжал капитан. — Бог мой, кабальеро, мы живем в тяжелое время. Великий человек, ставший во главе нашей прекрасной страны, задался целью преобразовать ее, но его противники всячески препятствуют этому. Вот почему, защищая себя и свое дело, он часто вынужден прибегать к жестоким мерам в отношении лиц, которые тем или иным тайным способом, вольно или невольно, способствуют его врагам, хотя речь идет о весьма достойных и почтенных гражданах.

— Так что же, меня считают одним из таких людей? — вскричал дон Гутьерре, все более и более волнуясь.

— Мне кажется, что я даже и не намекал на это, кабальеро, — отвечал капитан все тем же невозмутимым тоном. — Однако у республики множество врагов и среди них иностранцы, в особенности же европейцы, самые опасные. Испанское правительство до сих пор не может смириться с утратой великолепных американских колоний, виной чему исключительно его собственная беспечность, и все еще лелеет надежду их вернуть. По этой причине испанское правительство наводнило страну своими агентами и шпионами, которым поручено срочно доносить обо всем, что здесь происходит, и оно только ждет удобного момента. Национальное правительство обязано строго следить за этими агентами и шпионами

— Неужели вы имеете намерение, сеньор, — вскричал дон Гутьерре, вспыхнув от негодования, — внушить мне, что я один из тех негодяев, о которых вы говорите?

— Я не имею никакого намерения, сеньор, — отвечал капитан с нарочитой холодностью, — но…

— Виноват, — поспешно перебил его дон Гутьерре, — позвольте мне, сеньор капитан, заметить, что мы толкуем уже около получаса и пока я не услышал ничего, что дало бы мне возможность понять истинную цель вашего визита.

— Разве я не изложил ее вам, кабальеро? — произнес капитан с превосходно разыгранным удивлением.

— Это единственное, что вы забыли сделать, сеньор.

— Это странно, — отвечал капитан. — Я слишком увлекся некоторыми соображениями, которые…

— Очень возможно, — перебил его дон Гутьерре, — но, простите, чем больше я на вас смотрю, сеньор, тем больше мне кажется, что я вас где-то встречал.

— В этом нет ничего удивительного, кабальеро.

— Вы сказали, вас зовут дон Ремиго Диас?

— Совершенно точно.

— Э! Теперь я вас вспомнил. Вы — сын дона Эстебана Диаса, портного, вы — то прелестное дитя, которое я так часто видел в его магазине и которого я при каждом посещении непременно одаривал песетами.

— Это действительно я, кабальеро, -отвечал молодой человек, изящно кланяясь.

— Я в восторге, что вижу вас, сеньор! Но позвольте мне, пожалуйста, задать вам один вопрос.

— Задавайте, сеньор, и, если я только смогу, поверьте, я буду счастлив дать вам удовлетворительный ответ.

— Ведь вы, если я не ошибаюсь, занимались торговлей вместе с вашим отцом, достойным доном Эстебаном? Кстати, он по-прежнему здоров?

— Вполне, благодарю вас, кабальеро. Я действительно занимался торговлей вместе с отцом.

— Тогда каким же образом вы очутились на военной службе и успели дослужиться до капитанского чина? Ведь это очень высокий чин.

— Да, довольно высокий. Но я надеюсь на повышение.

— Буду рад за вас.

— Благодарю вас. Теперь позвольте мне, сеньор, рассказать вам, каким образом я оказался на военной службе. Это произошло очень просто, как вы сами сейчас сможете убедиться… Вы знаете, что наш дом работает главным образом на военных?

— Да, я это помню.