Изменить размер шрифта - +

Обнял со спины, зашептал в ухо, потом постарался повернуть к себе, умоляюще уставился в лицо Глеба чёрными безумными глазищами.

– Глебка, я ведь сегодня с отравой-то до сакуры не дошёл! Вроде как поленился в дальний-то угол бидон этот тащить, на жимолости весь раствор израсходовал…. Клянусь! Сейчас вспомнил, не опрыскивал я сакуры-то сегодня…

– Точно?

– Клянусь, Глеб! Я ж не для оправдания, я честно…

Иван поморщился, потёр лоб грязной рукой, вспоминая.

– Вроде не был я там…

– Молчи. Никому, ни о чём не говори. Придёт время – предупрежу. Лады?

– Лады, Глебка, лады! Только ты разберись там со всем этим, хорошо?!

– Обещаю.

 

 

И опять – по тенистым тропинкам, к беседке, к розарию, к сакуре.

Сашка, конечно, спросил отца, зачем им сейчас ходить там, где уже никого нет, но Глеб был краток.

– Чтобы убедиться.

 

 

Длинную аллею, волшебно заросшую множеством разных кустарников, через каждые двадцать шагов накрывали перевитые лианами и тугими древесными побегами невысокие, в полтора человеческих роста, уютные арки.

На первой из них шершаво закрывал небо широкими листьями виноград лисий, на второй – лимонник китайский. Следующий полукруглый трубчатый свод плотно охватила коричневыми прочными ветками жимолость вьющаяся.

Капитан Глеб Никитин ещё с прежних времён почему-то очень хорошо запомнил розовое цветение китайской вейгелы, сейчас же она была просто прозрачно и дымчато зелена.

Следующую арку заняла прочными трёхметровыми кустами какая-то иная жимолость, без таблички, а дальше, в самом конце аллеи, от дерева к дереву на уровне финишных беговых ленточек были протянуты тонкие нити белого шпагата – чтобы лишить посетителей соблазна бродить в тихих зарослях по сторонам от дорожек.

– Пошли, посмотрим сакуру.

Сашка согласно кивнул, продолжая в задумчивости держать руки за спиной.

 

 

Маленькие деревца совсем не впечатляли и, вообще, не готовы были в этот день соответствовать своим сказочным названиям.

Капитан Глеб внимательно читал аккуратные таблички, привязанные к их стволикам, и удивлялся.

– «Сакура плакучая»… Смотри, Сашка, тут всего несколько веток и листья редкие. Никаких ягод. А вот другая… «Сакура подшёрстная, фукубана». Тоже без ягод.

Глеб приподнял ограждающую верёвочку и шагнул в густую зелёную чащу. Как опытный грибник, он терпеливо раздвигал руками кусты и беспорядочные заросли тонких деревьев, поднимал из травы, переворачивал и внимательно читал упавшие таблички.

– Сашка! Нашёл!

На крохотной полянке стояло деревце.

Низкое, метра два, может чуть больше, с густой кроной, сквозь которую изобильно светились, пронизанные полуденным солнцем, огоньки мелких жёлто-красных ягод.

– «Сакура окаме»…

Глеб потянул вниз ближнюю ветку.

– Рви. Штук пять, хватит нам для сравнения.

На обратном пути к аллее Сашка поднял из травы потускневшую от давней росы и совсем непохожую на другие табличку. Прочитал едва различимые слова, протянул картонку отцу.

– «…сакура символизирует быстротечность и хрупкость жизни – человек проживает свою жизнь так же, как падает лепесток сакуры – красиво и очень быстро…».

Глеб покачал головой.

– Не всегда. И не сегодня.

 

Тихо, спокойно.

Глеб Никитин оглянулся по сторонам в поисках такси.

Прямо за воротами, в тени робиний, скромно прижавшись к тротуару, стоял белый свадебный лимузин.

Быстрый переход