Изменить размер шрифта - +
Он сказал, что-де, как ударят в набат, надо с дубинкой бежать за народом.

— Твой хозяин сам дубина. Сей же час отправляйся домой, не то я велю всыпать тебе плетей.

— Но он же будет ругаться, — захныкал мальчишка.

— Скажешь, обер-полицмейстер приказал. — Бахметев обернулся, приказал: — Тихон, забери у него палку!

Полицейский подъехал, наклонился, выхватил у мальчишки палку, переломил ее и зашвырнул за ближайший забор.

— Тикай домой, дурень. Ну! — и шевельнул многообещающе плеткой.

У Варварских ворот, словно огромный зверь, клубилась, разбухала зловещая толпа, размахивавшая сотнями дубинок и рогатин. И все это под несмолкаемый ор и набат.

Обер-полицмейстер перетрусил, он понял, что здесь нахрапом, как только что с мальчишкой, не возьмешь. Но виду не стал показывать. Крикнул почти миролюбиво:

— В чем дело, православные?

— Богородицу грабить пришли! — ответило сразу несколько человек.

Бахметев сообразил, куда клонить надо, дабы не настроить против себя толпу, крикнул:

— Кто ж это посмел? У кого это две головы?

— Амвросиевский подьячий с солдатами.

— Ах негодяи! Я должен взять их за караул и представить суду. Дайте дорогу!

— Правильно! — закричало несколько человек. — Судить надо!

— Судить! Судить! — понеслось со всех сторон.

— Дайте дорогу его превосходительству.

— Дорогу, дорогу…

Бахметев проехал по живому коридору к иконе, где у жертвенного ящика стояли два испуганных солдата. Тут же суетилось несколько крестцовых попов, среди них и Севка.

— Что случилось? — спросил Бахметев.

— Да пришли, по-понимаешь, — начал, заикаясь, солдат. — А нам не велено, никого…

— Кем не велено?

— Секунд-майором н-нашим.

И тут не вытерпел поп Севка:

— Ваше-ство, Амвросий прислал грабить Богородицу… Здесь народ кровные сбирал по копейке, по полушке, а он, позабыв страх Божий, решил присвоить Богово. И это архиепископ? Корыстолюбец он — не владыка!

— Корыстолюбец! — заорали в толпе.

— Не владыка-а-а! — вторили другие.

Бахметев поднял руку, прося тишины. Однако многотысячную гудящую толпу утишить было не просто. Но ближние горлопаны притихли.

И Бахметев громко спросил:

— Где они? Которые пришли за богородицкой казной?

— Вот они, злыдни.

Из толпы вытолкнули избитого подьячего. Лицо у Смирнова почернело от синяков, левый глаз совсем сокрылся за раздутой щекой и надбровьем. Платье на нем было изодрано. Не лучше выглядели и его солдаты. «Господи, — подумал Бахметев, — этому стаду ничего не стоит вот так измесить и нас». Но вслух сказал громко:

— Арестовать негодяев.

Толпа загудела одобрительно: «Правильно-о-о!».

Подьячего и его спутников повязали и погнали через коридор, вновь образовавшийся в толпе. До них кто-то пытался дотянуться дубинками: «У-у злыдни!» Но уже осмелевший Бахметев покрикивал:

— Не трогать! Их накажут по закону!

Когда достаточно отъехали от Варварских ворот и свернули в переулок, Бахметев приказал остановиться:

— Тихон, я поеду к Еропкину на Остоженку, а ты отведи их в управу, развяжи. А вам, — обратился к арестованным, — лучше у нас пересидеть.

— А что, нас впрямь судить будут? — спросил один из солдат.

— С чего ты взял?

— Но вы ж…

— Дурачок. Вас надо было выручать и самому под дубины не угодить.

Быстрый переход