Большая часть членов парламента поддержала эти обвинения, но Карл, уверенный в своей правоте, приказал одному из приближенных объявить, что выборщики высказались в поддержку короля. Возмущению шотландских лордов не было предела.

Позже Карл сказал, что вся вина лежит на этом придворном, который неверно истолковал его слова. Король даже предложил шотландцам примерно наказать «обманщика», но многие знатные люди решили принять сторону этого придворного и продолжали винить во всем Карла, заявляя во всеуслышание, что он солгал шотландскому народу и пытался навязать стране чуждые религиозные обряды. Особо горячился лорд Джон Эльфистоун, которого Карл в конце концов велел арестовать и заточить в Эдинбургский замок.

Когда Карл вернулся в Англию, он узнал, что вскоре после его отъезда состоялся суд, поддержавший выдвинутое против лорда Эльфистоуна обвинение. Как только решение суда стало известно жителям Эдинбурга, они собрались возле замка, служившего лорду узницей, и принялись громогласно требовать его освобождения. В противном же случае они угрожали повесить всех судей. В результате этого заступничества Джон Эльфистоун был сослан в свой родовой замок, а чуть позже получил свободу.

Я столь подробно пишу об этой истории только потому, что считаю, что именно из-за нее шотландцы начали ненавидеть моего бедного мужа.

В положенный срок я благополучно разрешилась от бремени. Счастливый Карл решил назвать мальчика Джеймсом – в честь своего отца, который с рождения носил это имя и лишь после коронации стал называться Яковом, – и я согласилась с супругом.

Джеймс был очаровательным ребенком, совершенно не походившим на своего старшего брата. Наш Карл рос некрасивым и отличался большим упрямством. Он был не по годам умен и иногда ставил нас в тупик своими вопросами.

И мне, и королю казалось, что наши младшие дети – Мэри и Джеймс – слишком слабые и хрупкие создания. Карл беспокоился об их здоровье и делился со мной своими опасениями, но я отвечала ему:

– Не надо сравнивать их с нашим старшим, который гораздо выше и крепче всех своих ровесников. Джеймс и Мэри вырастут, возможно, не такими сильными, как Карл, но зато всегда будут отличаться своей красотой.

С появлением на свет нашего второго сына при дворе вновь начались религиозные распри. Я была уверена, что, будь Карл хоть чуточку менее серьезным и обязательным, я давно и без труда обратила бы его в католичество. Но мой муж считал, что король протестантской страны может быть только протестантом. Мне же всегда казалось, что англичане – люди вовсе не набожные: ведь истинная вера требует от человека самоотдачи, а жители Британии были себялюбивы и ленивы. И только грозные события последующих лет показали мне, как недооценивала я своих подданных. Я вообще многого не замечала. Например, я упустила из виду то обстоятельство, что пуританство постепенно обрело такую силу, что его приверженцы уже не опасались вслух высказывать свое недовольство присутствием в Англии католиков.

Разумеется, рождение второго принца вызвало в стране ликование. Ведь Джеймс мог стать королем, если бы с Карлом, не приведи Господь, случилось бы какое-нибудь несчастье. Я понимала, что мне ни за что не дадут воспитать Джеймса в католической вере, и не протестовала, когда его окрестил королевский капеллан. Мальчик получил титул герцога Йоркского. Я не могла нарадоваться на своего прелестного ангелочка, и мне захотелось все же попробовать с детства приобщить его к истинной вере. Поэтому я выбрала для него кормилицу-католичку. Добрая женщина очень привязалась к ребенку, однако ее появление при дворе не прошло незамеченным, и Карлу дали понять, что она должна либо принять протестантство, либо оставить свое место.