Каково им было сидеть на дне, обсыпанным капитанским геркулесом? Оскорбленные и униженные, вот теперь они и придумали эту штуку – спрятать макарку, запереть нас на озере.

Взад-вперед плавали мы вдоль берега, и я волей-неволей шарил глазами по поверхности озера в поисках геркулеса. Но какие могли быть следы? Все геркулесины давно затонули, разбухли, ушли на дно.

Так плавали мы, полагаясь на геркулес, вступивший в борьбу с бесами. Все это напоминало борьбу борьбы с борьбой.

И я вспомнил Клару Курбе, скульптурную группу «Люди в шляпах», которые так далеко уплыли теперь от нас. Похожее по форме на букву «о», Багровое озеро все больше превращалось в нуль, внутри которого мы крутились. А что может быть там, внутри нуля? Какой нормальный человек согласится быть заключенным в нуль, окаймленный болотом, с бесами, пожирающими на дне геркулес?

Стоило ли строить лодку, самую легкую в мире, чтобы приплыть к нулю?

Тупо и безнадежно глядел я в глубину нуля – и хоть бы Папашка-Горбач блеснул со дна золотым глазом.

И вдруг в нулевой воде мелькнула багровая точечка, светящаяся, как окуневый глаз. Это и была геркулесина, застрявшая на подводном листике кувшинки.

Глава XII. ОТСУТСТВИЕ МОЛОЧАЯ

Танцуя от найденной геркулесины, мы быстро разыскали макарку и плыли теперь по ней. Капитан веселился как мог. Он даже напевал себе под нос, и постепенно под носом его складывался гимн, восхваляющий геркулес.

– Хвала тебе, о победивший бесов! – бормотал капитан. – Над ними ты имел немало перевесов…

Подпевать капитану я не стал, но чувствовал благодарность. Мне бы никогда не пришло в голову искать на воде следы геркулеса. Впрочем, я сомневался, что бесы так просто отпустят нас. Оскорбленные геркулесом и хвастовством капитана, они еще придумают какую-нибудь штуку.

Обратный путь между тем вдруг показался короче. Быстро доплыли мы до бухты «Ожившего бревна», которое на этот раз никак не обнаружилось, миновали «Медвежью ловушку». Бесы пока ничего не придумывали. Они, видно, сидели на дне и соображали. И я даже подумал, что бесы туго соображают, как вдруг капитан прервал свою подносную песнь, неловко охнул, затормозил лодку.

«Одуванчик» медленно вплыл в болотное блюдо, затянутое ряской. За спиной капитана я не видел, что там такое, впереди.

– Три макарки, – сказал капитан.

Я не понял капитана. Мне показалось даже, что это шуточка в его духе. Но это была шуточка в духе бесов.

Перед нами действительно было три макарки. Одна шла по центру, узкая и заросшая, справа и слева две другие, попросторнее. Из какой-то мы выплыли рано утром, а тех, других, сбоку не заметили. Теперь же они видны были ясно – три коридорчика в высокой траве.

Такой каверзной глупости мы никак не могли ожидать. В утреннем сумраке, напуганные бревнами, мы быстро пролетели это место. Опасаясь чарусенышей, вглядывались в воду и не слишком изучали берега – вот и проморгали две макарки.

– Пожалуй, наша центральная, – сказал я.

– Слишком заросшая. Мы бы примяли траву. Наша правая.

– Направо пойдешь – богату быть, – вспомнил я.

– Богату? – изумился капитан. – А налево?

– Налево – женату быть. А уж прямо – сам понимаешь чего.

– Чего? – недоверчиво спросил капитан.

– Убиту быть.

– Так что, направо, что ли?

– Пожалуй, прямо. Все богатыри ходили прямо.

– Не тянет, – сказал капитан. – Не тянет эта макарка.

– Ладно, двоих не убьют. А одним пожертвовать можно.