— Посмотри на меня, — сказала она и вгляделась в его зрачки. — У тебя кружится голова?
— У меня ничего не кружится, — ответил он и поставил стакан на стол. — У меня… — Он сделал неопределенный жест рукой и тряхнул головой. — То есть, у меня кружится все. Что психоаналитики говорят в таких случаях?
— В таких случаях говорят пациенты. А психоаналитики слушают.
— А если мне нечего сказать?
— Значит, молчат и пациенты. Мы будем молчать вместе. Пока ты не решишь, что хочешь что-то сказать.
Константин снова взял стакан, допил воду, поморщился и убрал влажные волосы со лба.
— Это ведь неправда, — сказал он. — Такое не могло случиться. Я… я ведь люблю ее, понимаешь?
Нурит посмотрела на него и протянула ему руку.
— Я думаю, сейчас тебе лучше поспать. — Она кивнула на кресло в углу кабинета. — Приляг. Я не буду тебе мешать. Я дам тебе снотворное, и ты поспишь пару часов. Тебе станет немного легче, и мы поговорим.
Константин покачал головой.
— Я предпочитаю проснуться и понять, что это был один из самых страшных кошмаров в моей жизни. Или же предпочитаю заснуть и не проснуться. Хорошая мысль, да?
— Ничего хорошего в этой мысли нет. Сейчас ты находишься в состоянии шока, которое лучше всего переживать во сне. Пара часов сна пойдет тебе на пользу.
Она поднялась, встала у него за спиной и положила ладони ему на виски.
— Сейчас ты уснешь, — сказала она. — А потом мы поговорим. Мы будем говорить сколько угодно. Хоть до завтрашнего утра. Я буду говорить с тобой до тех пор, пока у тебя не закончатся слова, до тех пор, пока ты не почувствуешь, что освободился от чего-то, от чего должен освободиться. А потом все понемногу вернется на круги своя.
— К сожалению, я не поддаюсь гипнозу, доктор, — произнес Константин, не открывая глаз.
— При чем же здесь гипноз? Сейчас я дам тебе снотворное. Отдыхай и ни о чем не думай. У тебя есть на это право.
… Майор Толедано, сидевший у стола доктора Мейер, был мрачен. В таком состоянии Нурит не видела коллегу уже давно. Да и видела ли?
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он Константина, который проснулся четверть часа назад, но до сих пор не поднимался из кресла.
— Какое это имеет значение? — пожал он плечами.
— Я ненадолго, хотел тебе кое-что сообщить. Во-первых, насчет снайпера. Он, как ты сам понимаешь, должен был стрелять не в Лию с Махметом, а в пассажиров другой машины.
— Что же, наш «крот» сам себя заказал?
Боаз неопределенно пожал плечами.
— Скорее всего, «крот» предпочел на этот раз не вмешиваться. Вероятно, его уже нет в стране. Для этого у него было время — целых сорок восемь часов. Он отдал документы — разумеется, совсем не те, которые следовало отдать — в руки другому человеку и отправил его на встречу. Человек этот не должен был туда доехать. Думаю, наш «крот» хотел вручить документы лично Мустафе, а с помощью снайпера устроить суматоху и добиться своей цели — отвлечь наше внимание от происходящего и дать господам из группировки «37» еще один шанс. Если бы человека с документами убили, то, конечно, никакой сделки не состоялось бы, и операция бы провалилась. Вот только «крот» просчитался. Потому что Мустафу Мухаммеда Хусейни сегодня утром нашли мертвым в его кабинете.
Константин посмотрел на него, не нарушая молчания. Боаз расценил это как приглашение продолжить монолог.
— Либо он совершил самоубийство, либо у него произошла остановка сердца. |