И что на такое ответить? Слова попросту вылетели из головы. Музыка на секунду прервалась, и пластиковый стаканчик хрустнул в моей руке. Несколько человек на танцполе остановились, тяжело дыша. Затем снова раздался тяжелый, равномерный бой ударных, и толпа пустилась во все тяжкие.

Широко распахнув глаза, я наблюдала, как кулаки сотрясали воздух, как танцоры на сцене сидели на коленях, хлопая ладонями по полу. Крики становились все громче, нарастая в унисон с ударными. Голоса разносились повсюду, и толпа скандировала слова, от которых руки покрывались мурашками.

«Нет ни боли, ни правды, ни выбора…»

Меня бросило в дрожь. Во всем этом: в песне, словах, криках – было что-то неуловимо знакомое. У меня возникло странное чувство дежавю, и я нахмурилась. Я не узнала исполнителя, но странное ощущение не давало покоя.

– Нравится песня? – спросил Люк.

Я медленно повернулась к нему. От его ухмылки, смахивающей на волчий оскал, уверенности совсем поубавилось. Я судорожно выдохнула, и тут же улыбка исчезла с его губ. Он так посмотрел на меня, словно… не знаю, словно был крайне удивлен. Но его…

Его глаза.

Я никогда не видела таких глаз. Они были цвета аметиста, насыщенного, идеально фиолетового, с нечеткой темной каймой вокруг зрачков. Прекрасные глаза, но…

Хайди была права.

– Ты – лаксен.

Блондин, не расстающийся с мобильником, фыркнул, а Люк склонил голову набок и посмотрел на меня совсем иначе:

– Я не лаксен.

Ага, так я и поверила. У людей таких глаз не бывает, разве что они носят контактные линзы. Я быстро взглянула на его руку, лежавшую на бедре. На запястье притаился кожаный браслет с необычным овальным камнем посередине, в котором отражался весь калейдоскоп молочных оттенков, и это был не блокатор, способный помешать лаксену истребить половину посетителей клуба за несколько секунд.

– Тогда ты – человек с дурацкими контактными линзами?

– Нет.

Он лениво пожал плечами. Зачем ему скрывать, что он лаксен? Прежде чем я успела задать вопрос, он заговорил снова:

– Тебе здесь весело?

– Ну да… пожалуй.

Он прикусил нижнюю пухлую губу, и я невольно опустила взгляд. Боже, эти губы определенно были созданы для поцелуев. Нет, я не собиралась с ним целоваться, просто… констатация факта. На моем месте это заметил бы кто угодно.

– Как-то неубедительно звучит. У тебя на лице написано «так бы и рванула отсюда куда подальше», – продолжил он, снова взмахнув густыми ресницами. – Так что ты тут делаешь?

Я поежилась от этого вопроса.

– Твоя подруга часто сюда приходит. Она здесь как дома. Отрывается по полной. А тебя здесь раньше не было.

Взмах ресниц, и он уставился на меня чу́дными глазами.

– Уж я бы заметил.

Я оцепенела. Откуда, черт возьми, он мог узнать, что я здесь впервые? Тут по меньшей мере сотня людей, и все они смешались в толпе.

– Стоишь особняком, сама по себе. Не веселишься и…

Его взгляд упал на низ моего платья, на мокрое пятно.

– Тебе здесь не место.

Ничего себе. Блеск. От такой наглости у меня наконец прорезался голос:

– Я тут впервые, но…

– Я в курсе. – Он помолчал. – Очевидно же. Ведь я только что сам об этом сказал.

Раздражение смело мои неловкость и смущение. Лаксен он или нет, но кем себя возомнил? Еще и грубит. Никому не позволю так со мной разговаривать.

– Ну-ка повтори: ты вообще кто такой?

Он улыбнулся чуть шире.

– Меня зовут Люк.

Как будто его имя было исчерпывающим ответом на все вопросы.