Заработки на добывании камней могли бы послужить прекрасным подспорьем крестьянскому хозяйству, но мы, к сожалению, ничего подобного не видим. Добыванию самоцветов на Урале больше ста лет, но до сих пор оно не выбилось из самых примитивных форм. Нет ни учреждений, ни частных предпринимателей, которые поставили бы этот промысел на разумные основания, а такая работа окупилась бы с лихвой.
На обратном пути из Мурзинки в Невьянск мы завернули в Калтыши, где сравнительно недавно открыты сапфиры и рубины. От Мурзинки до Калтышей что-то около 50 вёрст, но, чтобы попасть туда, нужно было сделать небольшой круг, именно ехать в Невьянск не через Петрокаменский завод, а на Черемиску и Аятскую. Разница пути незначительная, а от Черемиски свернуть в сторону всего вёрст пять. Калтыши — небольшая деревушка, дворов с сотню. Она залегла по берегу большой реки Режа. Мы ещё в Черемиске наводили справки относительно калтышских рубинов и сапфиров, но, как и везде, ничего определённого не могли узнать.
— У попа, сказывают, есть хорош камень… — отвечает хозяин нашей квартиры. — Сотельную поп-то просит за камень…
— Ну, а в Калтышах кто занимается скупкой камней?
— Окромя Данилы некому… Он, значит, ищется, а потом в город камни возит. У попа-то камень тоже из Калтышей… Приедете в Калтыши и спросите прямо Данилу, а уж он всё вам обозначит.
К нашему несчастью, мы Данилу дома не застали, — он только что уехал в город. Он ещё только начинал дело, и было интересно посмотреть, в pendant к Самошихе, на кулака in statu nascendi, а что Данило будет таким же кулаком, так в этом не может быть ни малейшего сомнения. Мы отправились к месту добывания сапфиров и рубинов одни. Это всего в версте от деревни, где в Реж впадает жалкая речушка Положиха, вырывшая глубокий лог. Настоящая картина этого лога самая обычная для Урала: он весь изрыт сначала даровыми крепостными руками "в казённое время", а потом перерывается ещё раз вольным трудом. Этот вольный труд фигурировал и сейчас в лице пяти мужиков и трёх баб, перемывавших старые отвалы. Речка Положиха впадает в Реж с левой крестьянской стороны, где раскинулись пашни, а противоположный берег Режа покрыт лесом, — это начало заводской Режевской дачи.
Наше появление остановило работу. Двое мужиков работали в забое, выбрасывая серые пески наверх, третий подвозил их к вашгерду, а бабы промывали. Золото здесь давно «изубожилось», а работали из-за хлеба на воду, Калтыши уже принадлежали к заражённой золотою лихорадкой полосе.
— Бог на помочь.
— Спасибо.
— Каково идёт золото?
— Какое наше золото, барин… Только одно звание, что золото: седьмая вода на киселе. Ещё казна всё наше золото выробила, а мы борта домываем…
После этого необходимого вступления мы перешли уже к расспросам о том, где и как добываются калтышские самоцветы.
— Да тут наезжал года с три назад мурзинский барин, так он полюбопытничал, — объяснял один из рабочих.
— Какой мурзинский барин?
— А Фёдор Иваныч… Фамилиев-то мы не знаем. Он первый, потому как мурзинским это самое дело привычное. Ну, а потом наш Данило любопытничает… Вот бабы промывают пески, а он на вашгерде досматривает.
— И много попадается этих камней?
— Какое много: когда что попадёт… Ну, Данило у баб скупает, а потом в город. На прошлой неделе Дарёнке на сарафан попало: ловкий камешок обыскала… Ну-ка, бабы, на счастье господам поищитесь!
На вашгерде уже происходила смывка песков и начались поиски. Промытые пески были свалены на железный лист и бабы долго перебирали их руками, отыскивая на счастье синенький или розовый камешок. Но счастье наше оказалось плохим, и бабы только напрасно потеряли время: не попалось ни одного камня. |