Слуга закрыл дверь и поспешил к Баэсту. За стеной было слышно, как мой спутник заказывал и мясо, и рыбу, и рис и бог знает что ещё:

— Счёт отправьте моему другу, Матвею!

Номасийка села на диван:

— Ты не пьян. И ты не его друг.

— К-к-кто тебе сказал, — спохватился я. — С-сейчас выпью и начнём веселье.

— Не начнём. Не притворяйся. Ты не как он. Впрочем, раз тебе это важно…

Трофеечка закрыла лицо руками и содрогнулась:

— Бедная девочка… бедные мы все… Ах, если бы не грех самоубийства, я бы давно разбила голову о стену.

Аделла Лью была единственной номасийкой, что я встречал, поэтому сложилось впечатление, что все женщины её рода сильные и бесстрашные. Оказалось, что нет.

Я сел рядом и погладил её по плечу:

— Иногда грех самоубийства — единственный выход.

— Но Триединая церковь…

— В нашем мире церковники тоже заклеймили самоубийство грехом. Но они заботились не о нашей душе, а своём благополучии. Как рачительные хозяева, они следили за поголовьем паствы. Каждый самоубийца — это минус в церковную казну. Клерикалам выгодно, чтобы отчаявшиеся люди шли к ним.

Номасийка перестала плакать:

— Странные ты вещи говоришь.

— Загадочная енавская душа.

— Кстати, меня и тут не обманешь. Ты не из Енавского Княжества.

2

Конечно, я не стал рассказывать ей кто я и откуда:

— Унеси тебя табун, какая проницательная. Давай, лучше решим, что делать.

— Я в твоей власти. Я безвольная трофеечка.

— Только не надо давить на жалость. Хочешь сказать, что ваши войска не захватывают таких же трофеечек в Химмельблю? Что не возят за своей армией публичные дома с рабынями-проститутками?

— Гофратцы — да. А мы, номасийцы, нет. — Девушка запнулась. Пересилив себя, призналась: — Наши сразу всех убивают. При захвате деревни, маги проводят через неё Стену Очищающего Огня. Он уничтожает человеческую плоть, оставляя нетронутыми постройки и животных. Насилие над женщинами считается у нас грязным поступком.

— Какие идейные гуманисты.

— Был бы ты на моём месте, согласился бы, что лучше умереть, чем так…

Во время беседы я прислушивался к движениям и голосам за стеной. Мне предстоял тяжёлый выбор.

Здравый смысл утверждал, что всё должно идти своим чередом. Я не должен выходить из роли богатенького бездельника, пока мы не доедем до Скервара, где находился один из информаторов Драгена, который подтвердил бы, что Баэст тот, кого мы ищем. Или опроверг. До тех пор, я должен не выпускать его из виду.

Я и без информатора уверен — Баэст тот самый шпион, что возглавлял отряд диверсантов, захвативший Бленду. Совпадало не только описание: усы, возраст, должность, само поведение шпиона усиливало мою уверенность.

Здравый смысл, убеждал: соберись с духом, сделай вид, что не слышишь возни за стеной. Не слышишь нарастающий гневный голос Баэста:

«Руки, руки убери, шлюха форвиррская! На колени, на колени передо мной! Вот так-то лучше…»

Треск разрываемой ткани. Что-то ударилось об стену так, что покосилась картина с портретом Гувернюра. Рыдания. Звуки ударов. По полу скрипнули ножки мебели.

Номасийка сидела на диване, обхватив голову. Пыталась закрыть уши. Мотала головой и что-то бормотала на своём языке. Подняла голову, посмотрела на меня. Во взгляде не было ни осуждения, ни мольбы. Девушка словно бы ушла в себя, закрывшись от мира.

— Убей вас всех булыжник! — закричал я.

Сорвал со своих рук перчатки, которые дал Драген. Они скрывали то, что линии кожных покровов на моих ладонях постоянно светились чётким оранжевым светом.