А Кэт сказала отцу с матерью, что, раз замуж ей не за кого, поедет она учиться. Авось время пройдет – что‑то и переменится.

«Матушка, – писала Кэт, – у меня все хорошо. Диссертация движется к концу, на тот год уже буду защищаться. Если найду, кого оставить присмотреть за кошками моими, то на каникулы приеду и Новый год встретим вместе. А про женихов… мамочка, если бы нашелся такой, ради которого легко семь хлебов каменных изглодать, семь пар железных сапог сносить, – пошла бы, не раздумывая…»

Голубь улетел, Просто‑Машка дрыхла в гнезде из старого пухового платка, под ее теплым, слегка уже выпирающим боком пригрелась серебряная змейка Скарапея. Где‑то в доме играли на пианино. Не вполне уверенные руки разучивали вальс «Осенний сон», сбиваясь на смене темпа.

«Кружатся листья в старой аллее, расстилая ковер тоски…»

Кэт включила компьютер. У нее был теперь новый «десктоп» – рисунок рабочего стола, старательно сделанный из отсканированной журнальной иллюстрации. Индракумара, белокурый и синеглазый сын Индры. Она долго смотрела на портрет и вдруг снова, как тогда в библиотеке, ощутила спиной взгляд. Обернулась.

Сиамец лежал, свернувшись в кресле, и не сводил с экрана голубых глаз. Взгляд был тоскливый‑тоскливый.

– Что ты? – подошла к нему Кэт. – Грустишь? Что с тобой?

Она протянула руку погладить зверя, но тот отстранился.

– Ну ладно. Мы еще просто не привыкли друг к другу. Но хорошо, что ты у меня есть. А то мне так одиноко, дружок ты мой синеглазый… А знаешь, я пока буду звать тебя Принцем.

А где‑то далеко неумолимо‑медленно уже движется на Мой Город свинцовое воинство туч. Тяжелые, угрюмые, и ветер – косматый пастух – подгоняет их свистящим бичом, и рог Осенней Охоты все ближе и ближе. Мне печально. Мой Город – как нахохлившаяся птица под дождем…

Андрей тосковал по девушке‑призраку.

Сначала он пытался увидеть Вику хотя бы во сне, но каждый раз оказывался на пустой улице, под жутким небом с зарницами, перед зияющей дверью. Потом пытался ее забыть и даже задвинул куда подальше ее портрет. Но тоска не проходила, кисть валилась из рук, грифель ломался.

Настроение было – «кого б побить?». Хотелось дать кому‑нибудь ногой в ухо, как в кино, самому получить пару раз по корпусу, выпустить пар и расслабиться. Он сел перелистывать старую записную книжку, пытаясь найти кого‑нибудь из старых знакомых по карате и иному рукомашеству, и тут позвонил телефон.

Звонил Витька, с которым Андрей не виделся больше года.

– Как дела? – осведомился он. – Поразмяться не хочешь?

– Хочу, – чуть помедлив, ответил не успевший опомниться от совпадения Андрей. – Ты вовремя.

– Ага, приходи завтра, дело есть. Мой зал на «Октябрьском поле». Выход из первого ваго…

У Андрея кровь внезапно зашумела в ушах так, что пришлось переспрашивать.

Судьба…

С Витькой они были знакомы уже скоро десять лет. Познакомились еще в студенческие годы, на какой‑то пьянке по случаю чьего‑то дня рождения. Витька учился в Бауманке и занимался ушу. Андрей восстановился после армии в архитектурном и опять стал ходить на карате. Витька мечтал проектировать большое, железное и космическое. Андрей ничего на будущее не планировал и подхалтуривал моментальными портретами. В результате Витька работает по свободному графику в каком‑то НИИ ради принципа и науки, а в остальное время занимается ушу – ведет три или четыре группы.