Годы «умиротворения», с самого начала превратились в тихую борьбу между Англией и Германией. Англия хотела «умиротворить» Германию Гитлера, но та не хотела быть «умиротворенной»: Гитлер не хотел отказываться от войны с Россией. На практике дуэль между Гитлером и Чемберленом шла из-за этой войны, й Гитлер рискнул пойти на войну с Англией, чтобы не подвергать опасности свои планы войны против СССР.

Внешне же речь шла о следующем: хотел ли Гитлер с помощью ножа и вилки съесть то, что Англия преподнесла ему на тарелке, или он охотнее опорожнил ба кастрюлю руками, бросив кости Англии в лицо. Англия боролась за то, чтобы благодеяниями сдержать Гитлера; Гитлер — за то, чтобы отучить Англию раз и навсегда от «назидательного» вмешательства.

В ноябре 1937 года Чемберлен направил своего ближайшего сотрудника лорда Галифакса к Гитлеру в Берхтесгаден и с большим чувством такта сделал ему блестящее предложение: англо-германское сотрудничество при, разумеется, мирной, территориальной ревизии Версальского договора. Были названы Австрия, Судеты и Данциг. Гитлер охотно выслушал это, но воспринял не как приглашение к танцу, а как зеленый свет для своих действий. Примерно через полгода, в марте 1938 года, после предъявления ультиматума, исчислявшегося часами, вермахт оккупировал Австрию. Чемберлен понял, что он поставлен перед совершившимся фактом. Такого уговора не было.

Английский премьер сделал хорошую мину при плохой игре — так быстро нельзя было заставить его отказаться от своей политической концепции — и решил, что он не даст обвести себя вокруг пальца второй раз. Четырнадцать дней спустя после вступления вермахта в Австрию Чемберлен официально заявил о заинтересованности Англии в вопросе о Судетах. Он был еще готов посредничать в пересмотре границ и улаживании спора, но одностороннее, насильственное решение вопроса со стороны Германии имело бы на этот раз серьезные последствия.

Полгода спустя, в сентябре 1938 года, это привело к серьезному кризису в отношениях между Англией и Германией, который нашел свое временное завершение в Мюнхенском соглашении.

Фактически в Мюнхене речь шла совсем не о Судетах — с их присоединением к Германии Чемберлен был согласен с самого начала, — речь шла о методе территориальных изменений в Европе, о вопросе, предоставить ли Гитлеру свободу рук на Востоке или признать право Англии распоряжаться и участвовать в решениях? И в этом вопросе Чемберлен одержал на этот раз верх, хотя и с большим трудом. Когда на следующий день после заключения Мюнхенского соглашения Гитлер подписал составленное Чемберленом расплывчатое англо-германское заявление, по которому Англия и Германия в будущем намеревались пользоваться «методом консультаций», Чемберлен чувствовал себя победителем.

Но он заблуждался. Спустя полгода Гитлер оккупировал всю Чехословакию, даже не думая прибегать к «методу консультаций». Вновь как гром среди ясного неба произошла военная интервенция, причем на этот раз без оправдания задним числом, как это было год назад в Австрии. Кроме того, на этот раз она была совершена не в отношении территории, заранее отданной Гитлеру. Да и по своему характеру захват был совсем излишним, поскольку беспомощный, раздробленный, списанный западными державами в Мюнхене остаток Чехословакии был и без того игрушкой в руках Гитлера. Это была демонстрация в адрес Англии: мы не допустим, чтобы нас опекали, в своей сфере мы делаем все, что хотим!

Реакция Англии была соответствующей. На этот раз Чемберлен больше не делал хорошей мины при плохой игре. Через четырнадцать дней после вступления немцев в Прагу он сообщил Польше о гарантиях Англии против любого нападения, которое «она будет рассматривать как угрозу своей неприкосновенности и суверенитету». Если вступление Гитлера в Прагу было демонстрацией в адрес Англии, то гарантии Чемберлена Польше были демонстрацией в адрес Германии.