Дворянское ополчение таяло, тогда как число даточных людей и посошных мужиков в лагере росло. Под Кромы были доставлены огромный артиллерийский парк, большие запасы пороха и ядер. Лагерь оказался наводнен посошными людьми, занятыми перевозкой пушек и подвозом боеприпасов. При военном лагере возникло торжище. Каждый день окрестные и дальние крестьяне везли на продажу продукты питания и разные товары. Вместе с ними на торг беспрепятственно проникали лазутчики из Путивля с «воровскими» листами. Чем больше ратники в сермягах заполняли лагерь, тем успешнее шла агитация в пользу «истинного» царя Дмитрия.

Отрепьев не имел ни сил, ни решимости, чтобы отважиться на новое сражение с воеводами. Но когда Корела сообщил ему о заговоре в царских полках, он тотчас отдал приказ о выступлении в поход. Войск в Путивле было совсем немного, и капитан Ян Запорский, возглавивший поход, получил в свое распоряжение всего двести-триста наемных солдат и восемьсот донских казаков. С такими силами нечего было и думать о битве с царскими полками. Тогда Запорский прибегнул к хитрости. Он послал трех лазутчиков с письмами к Кореле с тем расчетом, что кто-нибудь из них попадет в руки бояр. Так оно и случилось. Из захваченных писем воеводы узнали, что «царевич» послал на помощь Кромам сорок тысяч войска при трехстах орудиях. Весть о приближении войска «Дмитрия» укрепила решимость заговорщиков. Они вошли в тайный сговор с атаманом Корелой в Кромах и подали сигнал к мятежу, не дожидаясь подхода поляков.

Басманов, Голицын и Ляпунов вовлекли в заговор дворян из Рязани, Тулы, Алексина, Каширы. Подавляющая часть дворянского ополчения вместе с главнокомандующим М. П. Катыревым, боярами А. А. Телятевским, И. И. Годуновым, М. Г. Салтыковым остались верны присяге. Князь Василий Голицын был настолько не уверен в успехе предприятия, что в первые же минуты мятежа велел слугам связать себя, чтобы иметь возможность оправдаться в случае провала. Мятеж в расположении многотысячной армии казался безрассудной авантюрой. Верные воеводы без труда раздавили бы его, если бы армия не вышла из повиновения. События в лагере развивались с той же неумолимой последовательностью, что и события в северских городах. Дворянские конные сотни разгромили бы мятежников, если бы на стороне тех не выступила лагерная чернь — многочисленные посошные мужики, холопы, казаки и пр. В обстановке общего хаоса дворянские отряды оказались разобщены и дезорганизованы.

Лагерь был разбужен на рассвете 7 мая. Заговорщики сделали все, чтобы посеять в полках панику. Их люди подожгли лагерные постройки в нескольких местах. Ратные люди выбегали из палаток и землянок, не успев как следует одеться. Поднялась страшная суматоха. Как говорили очевидцы, никто «не мог уразуметь, как и каким образом это случилось, и не знали, кто враг и кто друг, и метались, подобно пыли, ветром вздымаемой». Одни кричали: «Да хранит бог Дмитрия!», другие: «Да хранит бог нашего Федора Борисовича!». Очень многие старались как можно быстрее покинуть лагерь. Они бросали оружие, оставляли повозки и телеги, выпрягали лошадей, чтобы бежать скорее.

Ляпуновы позаботились о том, чтобы захватить наплавной мост через реку и соединиться с войском, выступавшим из Кром. Вскоре на мосту собралось так много народа, что мост стал тонуть. Много людей оказалось в воде. Конные пытались переправиться за реку вплавь.

Среди общей неразберихи одни немцы-наемники сохраняли некоторый порядок. В Большом полку с начала кампании числилось до тысячи иноземцев. Они выстроились под знаменем и приготовились к отпору. Басманов послал свой шишак со значками капитану иноземцев Вальтеру фон Розену и потребовал, чтобы он присягнул «законному» государю.