— Угу, — кивнул тот.

У историка давно уже сосало под ложечкой от ощущения важности предстоящего события. Грядущая беседа с человеком из Руси шестнадцатого века вселяла в него благоговейный трепет и страх.

Часовой распахнул дверь, и Селиванов с Чигиревым вошли в полутемную комнату с небольшим зарешеченным окном под потолком. Очевидно, это была гауптвахта секретного объекта. С деревянных нар, прикрепленных у левой стены, на них уставился здоровый бородатый детина со всклокоченной бородой, одетый в холщовую рубашку, порты и кожаные сапоги. На вид ему было лет двадцать семь — тридцать. Увидев вошедших, он истово перекрестился двумя перстами и зашептал какую-то молитву. Дверь за Селивановым и Чигиревым закрылась, и они остались наедине с пленником.

— Здрав будь, добрый человек, — стараясь выглядеть как можно радушнее, произнес Чигирев. — Меня зовут Сергеем. А это, — он показал на Селиванова, — боярин Андрей Михайлович Селиванов. А тебя как звать?

— Ивашка я. Боевой холоп боярина Федора Никитича Романова, — после небольшой паузы ответил пленник.

При словах «боевой холоп» Селиванов невольно улыбнулся, но историк еле заметным покачиванием головы дал ему понять, что ничего удивительного в этом термине нет.

— Знаем мы, что пленили тебя недобрые люди, — продолжил Чигирев, — и хотим вернуть тебя домой. Но знай, что находишься ты сейчас очень далеко от родины. И даже время здесь мерится по-другому. Потому скажи нам для начала, какой год сейчас в твоей земле.

Ивашка изумленно посмотрел на вошедших, почесал затылок и произнес:

— Дождливый год. Урожай плохой будет.

— Да нет, от сотворения мира, — поправился Чигирев.

Ивашка снова почесал в затылке.

— Про то попы знают, — сказал он наконец. — А мы люди простые, грамоте не обученные.

Чигирев и Селиванов переглянулись.

— А скажи, сыночку Федора Никитича, Михаилу, сколько нынче годков? — нашелся наконец историк.

Глаза у пленника заблестели от ярости.

— Так ты супротив дитяти благодетеля нашего зло удумал, колдун! — вскричал он и медведем попер на Чигирева.

Через мгновение на горле у историка сомкнулись крепкие пальцы, а сам он под напором грузного тела рухнул на пол. Один за другим грохнули два выстрела, и хватка Ивашки ослабла. С трудом отвалив тяжелое тело, Чигирев приподнялся на локтях. Его душил кашель. Над ним стоял Селиванов с пистолетом в руках. Дверь с грохотом распахнулась, и в комнату вбежал Крапивин. Наклонившись над Ивашкой, он быстро нащупал артерию и, взглянув на генерала, процедил:

— Да что же ты, не убивать уже совсем не можешь?

— Что скажете? — словно не заметив реплики подполковника, спросил генерал у Чигирева.

— Не раньше тысяча пятьсот девяносто седьмого года, — задыхаясь, проговорил тот, — не позже тысяча шестисотого.

— А что за боевые холопы такие? — чуть помедлив, спросил генерал.

Чигирев медленно поднялся на ноги и отряхнулся.

— В допетровской Руси действительно существовали так называемые боевые холопы, пояснил он. — Это были крепостные, использовавшиеся боярами в своих частных армиях и при сборе рати царем. Впрочем, в боевые холопы к знатным боярам иногда шли и разорившиеся дворяне. Боевые холопы были профессиональными воинами и ничем иным, кроме военной службы и несения стражи, не занимались. Многие из них были очень сильными бойцами, а некоторым даже удалось показать и определенные полководческие способности.

— Вот оно что, — протянул Селиванов. — Что же, учтем на будущее.