Он вставил кассету в видеомагнитофон, включил его, и Триш перевела взгляд с лица женщины на экран.

Закари устроился у окна. Атмосфера в комнате была напряженной, но его развлекало нервное ожидание, написанное на лицах братьев и сестры. Одри испугала их. Испугала всех, кроме Зака.

Зак услышал незнакомый голос и повернулся к экрану. Измученный лысый мужчина, лежа на больничной койке, говорил, с трудом произнося слова:

«Я думаю, что должен был рассказать это тебе раньше, но из эгоизма, Одри, я продолжал хранить историю твоего рождения в тайне. Когда ты спросила меня об этом, я поклялся богом, что не знаю правды, а потом... Потом я не осмеливался тебе рассказать. Мы с твоей матерью, пусть земля ей будет пухом, всегда хотели иметь детей, но Шэрон была бесплодной. Это постоянно мучило ее. Она думала, что ее наказывает бог, хотя я никогда не понимал за что. Поэтому, когда мы нашли тебя, вернее, когда нам дали тебя, это казалось чудом, о котором она молилась много лет.

Мы удочерили тебя через моего брата Эзру. Ты, может быть, его не помнишь, он умер в семьдесят седьмом. Именно он рассказал нам о тебе. Эзра знал, что мы с Шэрон мечтали о детях. Но наш возраст – нам обоим было за пятьдесят – и финансовое положение – ферма обременена долгами – не позволяли нам легально усыновить ребенка. Слишком старые и слишком бедные с точки зрения органов опеки».

Мужчина замолчал, выпил воды из стакана, стоявшего рядом на столике, затем откашлялся и снова повернулся к камере.

«Эзра сказал мне, что дочка его дальней родственницы попала в трудное положение. Эта женщина, Вирджини Уотсон, развелась с мужем и осталась без средств к существованию. Ей не на что содержать свою пятилетнюю дочку. Все, о чем она мечтает, – чтобы Одри обрела семью, в которой у нее будут любящие родители. Сам Эзра был холостяком и не мог взять на себя заботу о ребенке. Но он знал, что мы с Шэрон сделаем для девочки все. Мы были счастливы. Мы удочерили тебя, а документы... Правду сказать, мы не оформляли их как положено. Официально нам не позволили бы. И мы боялись рисковать, боялись, что тебя отнимут у нас. Вирджини просто привезла и оставила тебя, и с этого момента мы считали тебя своим ребенком».

Он помолчал. Видимо, ему стало хуже, и следующие слова давались ему еще с большим трудом.

«Я подозревал, что за этим что-то кроется, но мне было все равно. Твоя мама была счастлива впервые за много лет, и я понятия не имел, кто ты на самом деле. Я говорил себе, что кто-то бросил тебя, а мы любим и счастливы вместе.

Только годы спустя, после смерти Шэрон, я начал поиски. Клянусь, что до этого у меня не было и мысли, что ты можешь оказаться чьим-то украденным ребенком. Но если хочешь знать правду, даже если бы я знал, я не уверен, что я отдал бы тебя родителям. Но перейду к сути. Как-то, выбрасывая старые газеты из амбара, я прочел историю о похищении дочери Дэнверсов. Полиция объявила розыск ее няни Джинни Слэйд. Это имя ничего для меня не значило, но через две недели я сидел и читал Библию. Книга открылась на той странице, где был вложен листок с нашим семейным деревом. И там я увидел написанным черным по белому: Вирджини Уотсон Слэйд. Выходило, что Вирджини Уотсон вышла замуж за Бобби Слэйда из Мемфиса».

Он нервно облизал губы.

«Я не глупый человек и могу сложить два и два и получить четыре. Выходило, что ты могла оказаться той самой пропавшей дочкой Дэнверсов, но я хотел знать точно и попытался найти Вирджини. Но никто ничего не слышал о ней уже долгие годы. С того момента, как она оставила тебя в нашем доме, Вирджини исчезла. Ни телефонных звонков, ни писем. Ее родители не знали, жива ли она, и не представляли, где может находиться Бобби Слэйд. Как будто она исчезла с лица земли. Мне стыдно признаться, но я был счастлив, я боялся потерять тебя».