Василий Аксенов. Самсон и Самсониха
Наша Вера Ивановна
На озере катер попал в болтанку. Барсуков сидел в каюте на клеенчатом диванчике и с отвращением смотрел в иллюминатор, который то поднимался в серое, понурое небо, то зарывался в сплошную зеленовато-желтую муть. Дверцы каюты открылись, и на трапе показались толстые подошвы. Семенов с трудом протащил свое тело внутрь, откинул капюшон, вытер мокрое румяное лицо и весело сказал: – Разбушевалась стихия, прямо море-окиян! Ну, как, Максим Сергеевич, легче? Барсуков промолчал. – У вас, кажется, высокая температура. Примите норсульфазол, а лучше всего водочки с перцем. В каюте холодно, июнь, черт его побери! Озноб давно прошел. Барсукову было очень жарко, его душил кашель, и кололо в левом боку. «Пневмония», – подумал он и сказал: – Давайте и то и другое. – Скоро будет пристань. Может, вам лучше там остаться? Барсуков плотнее завернулся в макинтош, он чувствовал: температура, наверное, не меньше сорока. – Есть у меня страшный вражина, Виктор, – проговорил он, – мистер Ревматизм. Это вероломный тип. Стоит чуть зазеваться, как он нападает, и уж тогда, как говорится, ни дохнуть, ни… – Пойду скажу, чтобы заворачивали, – пробормотал Семенов и полез наверх. – Не надо! – крикнул ему вслед Барсуков. «И угораздило же вчера после осмотра верфи попасть под дождь! Ничего, до Ленинграда не загнусь, а там на самолет – и в Москву. Ленушка дома пенициллином накачает, и опять здоров старый конь – тащи воз, призы бери на скачках». Резкая боль в правом коленном суставе, словно прошла сквозь тело длинная игла, заставила его застонать. Начинается! Теперь, он знал, суставы вспухнут, нельзя будет шевельнуться. Он встал, высунул голову в люк и крикнул: – Виктор! Поворачивайте к пристани. – А мы уже подходим, Максим Сергеевич, – ответил из рубки Семенов. Сквозь частую сетку дождя были видны голубые постройки пристани и белый красавец – теплоход «Онега», ошвартовавшийся у причала. Здесь, за выступающим далеко в озеро каменистым мысом, волны были меньше. Катер бойко подбежал к причалам. Семенов взял было Барсукова под руку, но тот досадливо поморщился – оставьте! – и, тяжело ступая, медленно пошел к проходу, за которым теснились в ожидании посадки пассажиры, в основном женщины с малыми детьми, с мешками и деревянными чемоданами. Барсуков открыл калитку; должностное лицо, приставленное для порядка, робко отступило. – Где начальника найти? – спросил Барсуков. – Начальник у нас уехавши, в отпуске. – Ну кто там, зам или кто? – Зам есть. Пожалуйте прямо, потом налево. – Проводите! – коротко приказал Барсуков. Заместитель начальника пристани Иван Сергеевич Сбигнев чаевничал у себя в кабинете, когда раздался короткий стук и в комнату вошел тяжеловесный мужчина явно не местного вида. Макинтош из серого наитончайшего габардина струился вниз серебристыми волнами. Такой макинтош был затаенной мечтой Сбигнева. Под мышкой вошедший держал кожаную папку с молниями. – Здравствуйте, – сказал незнакомец, – моя фамилия Барсуков. – И протянул Сбигневу широкую ладонь. Барсуков? У Сбигнева похолодело где-то внутри. «Что его к нам занесло? Он же был в… Вот оказия!» – Сбигнев, – растерянно пробормотал он. – Прошу вас, садитесь. Чем могу служить? В кабинет без стука ворвался Семенов. – Разузнал, Максим Сергеевич! Больница водников, двадцать пять коек. |
