На рассвете стражники завернули тело в циновку и унесли. Торчавшие грязные руки и ноги были тонкие как спицы. Вместе с Луисом Сасадой мы смотрели, как выносят тело отца Васкеса, и вдруг я постиг всю убогость земной жизни; это было как откровение свыше. Наша жизнь, сколько бы мы ни приукрашивали ее, сколько бы ни обманывали себя, жалка, как это грязное тело отца Васкеса. Даже Господу не удалось избегнуть мерзости этой жизни. Он принял смерть, покрытый потом и пылью. И смерть Его осветила земную грязь.

Я сейчас думаю даже, что все испытания, выпавшие на мою долю, ниспосланы Господом, чтобы я собственными глазами увидел и прочувствовал это. Думаю, что Господь хотел этого, чтобы уничтожить, – я взглянул жизни в глаза, чтоб я сам разрушил все то, что приукрашивал. Подобно тому как Его смерть осветила весь мир, моя смерть должна осветить Японию…

Тело отца Васкеса будет сожжено, и пепел брошен в море. Та же участь постигла многих миссионеров в Японии.

– Они приняли христианство ради выполнения возложенной на них миссии.

– Значит, их нельзя называть христианами? – спросил чиновник, пристально глядя мне в глаза,

Я промолчал. На человеке, принявшем крещение, почиет Божья благодать. Посмотрев на меня, он что-то записал на листе бумаги.

– Не кажется ли тебе… что твой поступок безрассуден? – Уже собравшись уходить, чиновник с состраданием посмотрел на меня. – Если бы ты спокойно сидел на своем Лусоне, ты мог бы еще послужить христианству и людям… Вместо этого ты приезжаешь в Японию, чтобы тебя сразу же схватили и казнили, – какой в этом смысл? Это же просто безумие.

– Нет, не безумие, – ответил я улыбаясь. – Таков уж мой неуемный нрав. Это похоже на то, что буддийские монахи называют кармой. Да, это именно карма. Так я себе представляю. Но я верую, что Господь возьмет мою жизнь во благо Японии.

– Как может Бог взять твою жизнь для Японии? – удивленно спросил чиновник.

– Ваш вопрос и есть ответ, – сказал я, подчеркивая каждое слово. – Вы назвали мой поступок безрассудным. Что ж, я вас прекрасно понимаю. Но почему же я, зная заранее, что задумал глупое дело, все же вернулся сюда? Зачем я совершил то, что кажется вам безумием? Я ведь сознавал это. Неужели я приехал в Японию лишь затем, чтобы просто умереть? Задумайтесь над этим. Одно то, что я умру, заставит вас задуматься над этим вопросом, это и есть смысл моей жизни.

– Не понимаю.

– Я жил… так или иначе я жил. И ни в чем не раскаиваюсь.

Чиновник молча вышел. Возвращаясь в тюрьму, я попросил стражника позволить мне посмотреть на море, он не возражал. Стоя у частокола, окружающего тюрьму, я неотрывно смотрел на зимнее море.

Море сверкало в лучах послеполуденного солнца. В нем было разбросано несколько совершенно круглых островков. И ни одного судна: мертвая тишина. Это была могила отца Васкеса, могилы многих других миссионеров. Скоро оно станет и моей могилой.

На следующий день, однако, от господина Исиды прибыл посыльный, сообщивший, что по приказанию Совета старейшин Самурай должен не отлучаясь ждать его распоряжений.

Дядя, болевший с конца осени, опять взялся за свое: может быть, речь идет о землях в Курокаве? Или, возможно, Его светлость решил вознаградить за тяготы, которые пришлось пережить во время путешествия? Дядя считал, что нужно тайком послать слугу и все разузнать. Однако Самурай не надеялся на хорошие вести.

Через несколько дней прибыли двое чиновников. Войдя в чисто убранный дом, они пошли переодеться. Самурай с помощью Рику тоже облачился в парадное кимоно с фамильным гербом и торжественно сел в гостиной.