Изменить размер шрифта - +
Пока врачи поднимались в квартиру, Сергей обряжал меня в свое старое пальто – согласно народной примете, живот отправляющейся в роддом женщины никто из посторонних видеть не должен. Похожую на Колобка фигуру этот наряд, безусловно, скрыл, но выглядела я уморительно!

Сергей поехал со мной и таким тревожно жалостливым взглядом провожал из приемного отделения в предродовое, что я чуть не расплакалась. Только меня уложили в палате на кровать, как все тело пронзила ужасная боль. Я заорала так, что у самой уши заложило. Чуть отпустило, слышу, в приемном – кутерьма. Кто то дергает дверь и отчаянно басит, а женский голос протестует на высокой ноте: «Папаша, вам же сказали: туда нельзя! Немедленно прекратите рваться!»

Батюшки, да это же Сережкин бас! Что он там вытворяет? Через пару минут – очередной приступ дикой боли. Я опять в крик. И снова, будто эхо, грохот двери и голос мужа… Когда через несколько дней меня и Наташу будут выписывать из роддома, я спрошу приехавшего встречать нас новоиспеченного отца:

– Ты чего в родовую то рвался? Неужели думал, что сможешь чем то помочь?

Сергей смущенно отведет глаза:

– Да нет, конечно… Просто мне нужен был карандаш, чтоб номер телефона записать, а в приемном его не оказалось.

Будто это было только вчера, перед глазами встает картина: Бондарчук очень бережно, словно древнюю китайскую вазу, берет на руки кулек с крошечной дочкой и с выражением крайнего умиления на лице поднимает кружевной уголок…

Вскоре после появления Наташи на свет (10 мая 1950 года) мы с Бондарчуком стали наконец законными мужем и женой. Дочке был месяц полтора, когда Сергея вызвали на съемки фильма «Кавалер Золотой Звезды». Не успел он добраться до места – станицы Зеленчукская, что в Карачаево‑Черкесии, – тут же прислал письмо с требованием, чтобы я немедленно приехала. Ответ «Сережа, как я могу? Как брошу ребенка?» его не устроил: «Приезжай с дочкой!» Легкое дело – отправиться с грудным ребенком в киноэкспедицию в горы! Но Сережа настаивал, и мама, наняв для Наташи кормилицу армянку, меня отпустила. Я пробыла в Карачаево‑Черкесии несколько дней. Муж носился со мной как с писаной торбой: перезнакомил со всей съемочной группой, а представляя режиссеру Райзману: «Это моя жена!» – чуть не задохнулся от гордости. Когда же Юлий, пожимая мне руку, сказал: «Вы такая беленькая, тоненькая – будто не из этой жизни…», Сергей за комплимент готов был, кажется, его расцеловать.

Сережа действительно по мне соскучился. А на вторую причину срочного вызова намекнул снимавшийся вместе с Бондарчуком Ваня Переверзев: дескать, ты даже не представляешь, как его, бедного, тут осаждают – со всех сторон атаки идут. Я и сама слышала летевшие вслед шепотки теток актрис: «Бывает, поженятся, ребенка родят – и тут же разойдутся…» И до атак, и до пересудов мне не было никакого дела – я Сереже бесконечно верила…»

Между тем, когда бывшая возлюбленная Бондарчука узнала, что отец ее ребенка наконец женился (после того как они получили отдельное жилье), она предприняла все возможное, чтобы вернуть его. К тому времени Бондарчук был уже весьма известным человеком (единственный из советских киноактеров, удостоенный звания народного артиста СССР в 32 (!) года после фильма «Тарас Шевченко»!), и женщина не собиралась так просто отпускать его от себя. Она подала на Бондарчука в суд, пытаясь доказать, что он не имел права жениться на другой женщине, поскольку до этого несколько лет жил с ней, и она от этой связи имеет несовершеннолетнего сына. Так как за спиной бывшей возлюбленной стоял папа прокурор, суд вынес решение в ее пользу – брак Бондарчука с Макаровой был аннулирован. (Им потом пришлось трижды ездить в Ростов‑на Дону, чтобы уломать хитрую дамочку отозвать свое заявление из суда.

Быстрый переход