К тому дню, о котором пойдет речь, мистер Похититель уже три раза присутствовал при трапезе человека. На правах хозяина он садился довольно близко к Альберту и не только следил за всеми его движениями, не только подражал, как бы учась делать то же, но и самовольно дотрагивался до того или иного предмета.

В тот день оба самца сидели у камелька, зажженного Альбертом. Он заметил, что самки двигались вдали среди кустов, руками отрывая молодые побеги ветвей, рылись в земле, пальцами рылись, ногтями, что-то вытаскивая, — коренья? Казалось, хозяйка примирилась с присутствием чужого, оставила его без внимания. За все время только раз пошла на него в наступление. Это было, когда все трое — ее дети и сам «мистер» — засиделись дольше обычного вокруг костерка. Их привлекало все: и огонь, и манера Альберта есть, и яркие банки, которые, опустошенные, доставались им. Альберт царственным жестом одаривал их по очереди.

У него оставались три пачки галет, четыре банки мясных консервов, по одной — рыбных и овощных и одна не начатая, самая привлекательная банка нюхательного табака.

Они все трое сидели вокруг Альберта: хозяин рядом, на особых правах, парень — поодаль, а молодая «мисс» — еще дальше.

Вот тогда старая «леди», люто взревновав или по другой причине: чужак, а ведет себя нагло, по-хозяйски, — с разгону пошла на Альберта. Угрожающе подняв обе руки и скаля зубы — у самок не было клыков, таких, как у самцов, да и у тех не клыки, а два удлиненных зуба, — раздвинув пасть, выпятив безгубую челюсть, старуха шла на Альберта.

Взяв ружье обеими руками, Альберт встал. Но старый «мистер» тоже встал и пошел ей навстречу. Уговаривающе бормоча — утробно, так, как бормочут лягушки, — он увел ее вдаль. Умиротворять, с благодарностью подумал Альберт и понял: избавиться от похитителя ему становится все трудней: стрелять он не сможет — рука не поднимется.

Но «мадам» не нравилась Альберту. Если бы ей чтонибудь вроде бюстгальтера, да чтобы не такая толстая была в нижней части волосатого тела, да походка не как у старой гусыни, да нрав посговорчивей…

В тот день, о котором пойдет речь, в тот решающий день обеих самок поблизости не было. Мужская половина семейства присутствовала при трапезе гостя. Хозяин пытался фамильярничать с Альбертом и сидел к нему очень близко.

Светлоголовый, белокожий Альберт на корточках стерег закипающий кофе. Близко, даже слишком, мешая Альберту двигаться,.тоже на корточках — хозяин копировал позу человека, — большой и черный, как проекция в прошлое, как тень, отставшая в веках, — старый могучий саскватч: зверь не зверь, человек не человек. Альберт милостиво не допил кофе, протянул ему. Тот выхватил банку и одним махом опрокинул в себя остатки кофе — в основном гущу. Вкуса либо не почувствовал, либо дело было в другом: в престиже. Он пиршествует вместе с ним, существом высшего порядка, который умеет делать ярко-алый горячий цветок. Один раз старый «мистер» не выдержал и от крайней своей пытливости потрогал красный цветок — больно!

Подобревший после еды и кофе, Альберт залез в рюкзак и вытащил оттуда банку нюхательного табака. Парень взвизгнул, а хозяин молча уставился на нее. Может быть, ему было обидно, что та, другая такая же банка досталась не ему. А первое лицо здесь он. И разве не он притащил на себе это живое чудо?

Альберт вынул из заднего кармана футляр, щелкнул кнопкой, вытащил нож, ковырнул им крышку банки.