Он посмотрел на гогочущих парней в шарфах и перчатках без пальцев, в помятых шляпах. Шустрые, как мальчишки у Диккенса. Некоторые открыто носили заточенные ножи и бритвы. В соответствии с моралью этого сим-мира их нынешние шалости ничуть не хуже, чем закидывание снежками викариев или толстых дядюшек, но даже это очевидное доказательство определенной гибкости нравов, дозволенных системой, не меняли чувств Орландо. Они могли приспособиться к высокому уровню местного хаоса, но эти хулиганы, в сущности, являлись теми же примитивными персонажами, какими они были в мирах ранних версий. Становилось очевидным, что, в полном соответствии с туманными предсказаниями Селларса и Кунохары, со смертью старой оперативной системы из Сети Иноземья исчезла определенная глубина реальности, этакий флер непредсказуемости. То, что было оставлено, было все еще невероятным, но в конечном итоге — безжизненным.

«Неудивительно, что все постоянно спрашивают, что со мной. Дело даже не во мне, проблема в Сети. На самом деле ничего не происходит, а если и происходит, то это как дикорастущий плющ в саду — на новом витке все повторяется вновь и вновь. Это не эволюционирующая вселенная, а гигантская сломанная игрушка, и даже если она представляет собой самое совершенное творение из того, что когда-либо было создано искусственно, она никогда не будет развиваться как живой реальный мир».

Его не так уж сильно угнетало отсутствие других людей, он знал, что симы, населяющие различные миры, изумительно разнообразны и самодостаточны, их интерактивные программы настолько гибкие, а их базовые легенды настолько исчерпывающи, что в большинстве случаев невозможно узнать о них что-нибудь такое, что позволило бы разглядеть нестыковки в их почти совершенном соответствии данному миру. Но Орландо знал, что они не настоящие и это было большей частью проблемы. Он был самой могущественной личностью в этой карманной вселенной теперь, когда Селларса нет, а Хидеки Кунохара слишком часто отсутствует, что также нарушало равновесие между ним и обитателями миров.

«Да, вот кто я, — осознал он. — Я не Арагорн или одинокий бродяга, я на самом деле супермен, как сказала Сэм. Я один такой в этих мирах, и я потрачу свою жизнь, работая для людей, чье существование кратковременно, и они никогда не будут для меня настоящими людьми. И все это будет длиться очень долго, потому что я способен жить вечно».

Впервые с тех пор как он возродился в системе Орландо ощущал свое возможное бессмертие скорее как бремя, чем как дар судьбы.

Собрание уже началось, но несколько опоздавших все еще бродили по Мемориальному салону Бертрама В. Вустера — музею, посвященному, как полагал Орландо, бывшему члену Дроунс-клуба, который был затоптан толпой взбесившихся вокзальных носильщиков во время Неприятности. Орландо взял кока-колу и уселся у дальней стены комнаты. Поначалу его заказы по части напитков ставили в тупик барменов, но потом вмешался владелец клуба, и теперь бутылочка сиропа и сифон с содовой ожидали его, когда бы он ни зашел.

Он бывал здесь только на ночных собраниях, потому что мир Вудхауса не являлся одним из любимых миров Орландо и он никогда бы не заинтересовался вступлением в клуб, будь он жив, но Общество Путешественников — это совсем другое.

— Прежде чем мы пригласим сюда сегодняшнего оратора, — говорил председатель, — у нас есть несколько дел. Мы должны рассмотреть сообщения, присланные членами Общества, которые не смогли присутствовать сегодня вечером, но которые тем не менее хотят поделиться важной информацией.

Председатель, сэр Реджинальд де Лимо, в свои тридцать с небольшим был красивым мужчиной, поджарым, с ястребиным носом и загорелой кожей, что в этом мире характеризовало его либо как рабочего, либо как искателя приключений.