И все это не считая потерь в ходе боев предыдущего дня, а также ущерба от действий русской ночной авиации и шквальных, дьявольски точных артиллерийских налетов. В общем, мощь 3-й танковой дивизии неуклонно убывала, а первая военная ночь для ее командира оказалась бессонной. Не добавил хорошего настроения Моделю и разговор по радио на повышенных тонах с командующим 2-й танковой группой генерал-полковником Гейнцем Гудерианом. В отличие от непосредственного начальника Моделя, командующего 24-м моторизованным корпусом генерала Гейра фон Швеппенбурга, не пережившего первых минут войны, Быстроходный Гейнц был жив, здоров и требовал от оказавшегося на направлении главного удара Моделя немедленных и самых решительных действий.

Модель и сам был бы рад наступать, но не понимал, куда именно. Дорога через Малориту на Кобрин, лежащая прямо перед его дивизией, казалась ему огромным мокрым мешком, насквозь простреливаемым дальнобойной артиллерией русских, в котором без остатка может оказаться весь 24-й корпус или вся 2-я танковая группа. Это даже не одна злосчастная 3-я танковая дивизия, пехотные полки которой за сутки потеряли убитыми и ранеными больше половины личного состава и которой теперь срочно требовались подкрепления.

Попытки продвинуться от плацдарма на север, в сторону Бреста, вызвали активное противодействие русских, чьи части, укрепившиеся в недостроенных УРах, оказывали ожесточенное сопротивление наступающим немецким войскам. При этом большевики опирались на поддержку сконцентрированной в самом Бресте и севернее него мощной артиллерийской группировки.

Впрочем, еще вчера вечером там же была введена в действие спешно переброшенная на плацдарм 34-я пехотная дивизия соседнего 12-го армейского корпуса, точнее то, что от нее осталось после устроенного русскими огненного светопреставления. Солдатам же Вальтера Моделя предстояла дорога в так не понравившийся ему мокрый мешок, кишевший минно-взрывными заграждениями, артиллерийскими засадами и озлобленными русскими солдатами, вооруженными ручными реактивными снарядами огромной пробивной силы.

Большую часть танков в дивизии составляли легкие Pz Kpfw II, с противопульным бронированием, которым для того чтобы вспыхнуть, как охапка соломы, было достаточно попадания бронебойно-зажигательных пуль, выпущенных из русских тяжелых пулеметов, или нескольких небольших снарядов странных двуствольных скорострельных пушек.

Но все это уже не имело большого значения, потому что через час после того разговора к расположению полевого штаба дивизии подъехал «кюбельваген» в сопровождении полугусеничного бронетранспортера «Ганомаг», на который на первых порах никто не обратил внимания. Радиосвязь с передовыми частями и вышестоящим начальством работала отвратительно – периодически забивалась неизвестно откуда взявшимися помехами, телефонные линии регулярно рвались гусеницами танков, разрывами снарядов и русскими диверсантами. Поэтому все важные сообщения и распоряжения доставлялись курьерами, передвигающимися под охраной.

Из «кюбеля», на крыле которого был изображен медведь – эмблема 3-й танковой дивизии, – выбрался юный белокурый лейтенант с эмблемами связиста, в запыленной и помятой форме.