Чем больше мы узнаем о том, что происходило в те времена, тем больше у нас шансов найти настоящего убийцу и остановить его до того, как он попытается остановить нас во второй раз.
— О Боже, — ахнула Джорджетт. — Ну почему мы должны заново переживать весь этот кошмар? Мой бедный Луис был убит горем. — Она посмотрела на Джоли. — Он целыми днями не выходил из больницы, оставался там, ждал и молился, чтобы ты выжила. И я не могла быть с ним рядом, не могла его утешить. Мне нужно было держаться в стороне.
Джоли слышала любовь и заботу в голосе Джорджетт, и ей была ненавистна сама мысль о том, что, возможно, нужно признать, что ее мачеха по-настоящему любила отца.
— Что мы хотим узнать, так это может ли кто-то из вас сказать хоть что-нибудь, что угодно, что могло бы бросить подозрение на другого человека, кроме Лемара.
— На кого-нибудь, кроме Макса? — спросил Перри.
— Что вы хотите этим сказать? — Меллори, довольно долго молчавшая, потребовала от дяди объяснений.
Перри пожал плечами и усмехнулся. Довольно-таки неприятно усмехнулся.
— Ходили разные слухи, много слухов. Поговаривали, что, возможно, Макс убил Одри Десмонд, чтобы расчистить дорогу для Джорджетт — чтобы она могла выйти за Луиса.
— Это грязная, мерзкая ложь! — закричала Меллори. — Макс бы никогда…
— Конечно, он бы этого не сделал, — поддержала Джоли. — Эту грязную ложь кто-то запустил, возможно, настоящий убийца. Так же как кто-то распустил сплетню про Лизетт и Лемара.
Меллори притихла, глядя на Джоли с ошеломленным видом.
— Тогда вам стоит выяснить, кто распустил эти слухи. — Джорджетт встала с дивана и, нервно заламывая руки, направилась к Джоли. — Твой отец верил в невиновность Лемара. Он говорил об этом с шерифом Бендаллом, но тот его заверил, что никто, кроме Лемара, не мог совершить эти убийства. Даже много лет спустя он иногда впадал в странное настроение, начинал беспокоиться, что Лемара обвинили напрасно. Боюсь, я виновата: я не раз уговаривала оставить эту тему, не думать об этом. Мне было невыносимо видеть, как Луис страдает всякий раз, когда вспоминает тот день. — Джорджетт подошла вплотную к Джоли и в упор посмотрела на нее. — Мы оба чувствовали себя ужасно виноватыми. Все эти годы я хотела тебе рассказать… сказать, что мне очень жаль, что так случилось с твоей мамой… Мыс Луисом любили друг друга и хотели быть вместе, но не так, не ценой жизни Одри.
Джоли оцепенела, каждый мускул в ее теле застыл в напряжении. Ее переполняли чувства, но она с ними боролась и мгновенно превозмогла слезы, которые грозили ослабить ее решимость ненавидеть Джорджетт до конца дней.
— Мама, — тихо сказал Макс, в его голосе слышались забота и участие.
— Это я виновата, что Луис не занялся этим вопросом, что он не настоял на возобновлении расследования, что убедил самого себя, что Одри и Лизетт убил Лемар. — Джорджетт раскинула руки. — Джоли, прости меня, пожалуйста. И прости отца. Он никогда не переставал тебя любить. Он все надеялся, что ты приедешь домой.
Джоли больше не могла сдерживать слезы, и они заволокли ее глаза.
«Господи, сделай так, чтобы боль прошла! Пусть она уйдет!»
Слышать правду и чувствовать сердцем, что она была несправедлива по отношению к отцу, было невыносимо.
— Нет! Нет… — Джоли повернулась и выбежала из комнаты.
Ослепленная слезами, она почти не видела, куда бежит, но каким-то чудом сумела выбежать на веранду. Чувства, которые она так долго сдерживала, вырвались на свободу.
— Джоли! — окликнул Макс. |