Посреди этого пространства виднелось нечто ужасающее: из воды поднялся до пояса труп человека, и, несмотря на то что в волосах его, прилипших к вискам, запутались водоросли, несмотря на взъерошенную бороду и бескровное лицо, в нем можно было узнать адмирала Караччоло.

Крики «Да здравствует король!» словно бы вызвали его со дна морского, где он покоился целых тринадцать дней, а теперь явился присоединить к хору льстецов и трусов голос мщения.

Король узнал его с первого взгляда, узнали и остальные. Вот почему Фердинанд замер с застывшей в воздухе рукой, с остановившимся взглядом, и у него вырвался хриплый крик ужаса; вот почему в едином порыве расступились лодки.

На секунду Фердинанд подумал, что ему это померещилось, но напрасно: труп наклонялся и выпрямлялся, качаясь на волнах, будто кланялся тому, кто, помертвев от ужаса, глядел на него.

Однако мало-помалу нервное напряжение отпустило короля, рука, задрожав, уронила бокал, и тот разлетелся вдребезги, ударившись об пол галереи, а Фердинанд, бледный, задыхающийся, разбитый страхом, вернулся к пиршественному столу, пряча лицо в ладонях и крича:

— Что ему надо? Чего он от меня хочет?

При звуке голоса короля, при виде написанного на его лице ужаса сотрапезники вскочили и, заподозрив, что король увидел что-то испугавшее его на галерее, бросились туда.

И в один миг из всех уст вырвалось одно имя: словно электрическим разрядом оно ударило по всем сердцам:

— Адмирал Караччоло!

Услышав это имя, король упал в кресло, повторяя:

— Что ему надо? Чего он от меня хочет?

— Прощения за измену, государь, — отвечал сэр Уильям, который оставался царедворцем до мозга костей даже перед лицом потерявшего разум от страха короля и грозного мертвеца, поднявшегося из пучины.

— Нет! — крикнул король. — Нет! Он хочет чего-то другого!

— Христианского погребения, государь, — шепнул на ухо Фердинанду судовой капеллан

— Это он получит, — отвечал король. — Это он получит! И, спотыкаясь на трапах, ударяясь о стены, он бросился в свою каюту и захлопнул за собою дверь.

— Харди, возьмите шлюпку и выудите эту падаль! -произнес Нельсон таким же тоном, каким он распоряжался: «Марсель поднять!» или «Фок подобрать!»

Эмма Лайонна сначала пыталась проявить стойкость перед ужасным видением, но волны, катившиеся с юго-востока, явственно подталкивали труп все ближе к судну, так что она не выдержала, попятилась обратно в залу и в полуобморочном состоянии упала в кресло.

Именно тогда Нельсон, столь же неумолимый в ненависти, сколь непоколебимый в мужестве, отдал Харди приведенный выше приказ.

Тот немедленно повиновался: одна из шлюпок заскользила вниз по талям, в нее прыгнули шесть матросов и старшина, а вслед за ними и капитан Харди.

Как уже говорилось, лодки горожан кинулись врассыпную от трупа, как разлетается стая птиц от падающего коршуна; музыка умолкла; факелы погасли; от поспешных ударов весел над водою вздымались целые снопы искрящихся брызг.

Те, чьи лодки оказались отрезаны мертвецом от берега, огибали труп, гребя изо всех сил, стараясь описать как можно больший круг.

На корабле все гости вышли из-за стола и, столпившись на противоположном борту, чтобы не видеть призрака, окликали своих лодочников. Только английские офицеры оставались на галерее и отпускали более или менее грубые шуточки по поводу мертвеца, к которому, налегая на весла, приближались капитан Харди и его люди.

Когда подплыли вплотную к телу и капитан заметил, что матросы не решаются к нему прикоснуться, он сам ухватил мертвеца за волосы и попробовал вытащить из воды; но то ли тело было слишком тяжелым, то ли его удерживала какая-то невидимая сила, — так или иначе волосы остались у капитана в руке.