Он пробуравил Лину недобрым взглядом глубоко посаженных гляделок и для наглядности приподнял стул, на котором продолжала дремать продавщица. Девушка вздрогнула и открыла глаза, большие и сонные, как у местных буренок, однако со стула не поднялась. Парень грохнул стул с продавщицей об пол и выжидательно уставился на Лину.

– Вы угадали, я лечусь в вашем санатории, – Лина постаралась, чтобы ее голос звучал как можно дружелюбнее. – Могу я, Павел, задать вам всего один вопрос? – сказала она, не особенно надеясь на успех.

– Валяйте, только быстрее, – неохотно согласился сельский бизнесмен. – Буду сейчас, блин, сам машину разгружать. Водитель Толик, чудила белевский, в запой ушел. Вот и вкалываю тут один, как лох. Такой нынче у нас в Кутузове бизнес, нах…

– Можно полюбопытствовать, Павел, зачем к вам на днях приходил московский журналист? – спросила Лина.

– Зачем зачем… Сигарет купить! – рявкнул парень так, что продавщица, дремавшая за кассой, окончательно проснулась, медленно сползла со стула и, одернув платье, на секунду оголившее молочно белые ляжки, с испугом уставилась на шефа.

– Чего онемела, дура, двигай к машине за товаром, – скомандовал парень, – Я сейчас подойду.

Девушка неохотно вышла, бросив искоса на Лину любопытный взгляд.

– Вы еще здесь? – заорал Павел на Лину. Он мгновенно переключил гнев с продавщицы на покупательницу. – Магазин закрыт на учет. И вообще, что вам за дело, мадам, до того столичного жмурика? Он что, родней вам приходится?

Облокотившись о прилавок с противоположной стороны, Павел вновь зыркнул на Лину своими водянистыми глазками и принялся рассуждать вслух, с неприязнью поглядывая на любопытную покупательницу:

– Тот столичный мажор утоп в нашей луже, это факт. Сам по себе – не сам по себе… Какая теперь в сущности разница? Я вам так скажу: утонул пацан, ну и хрен с ним. А то приперся сюда позавчера из столицы весь такой крутой, пальцы веером, морда кирпичом. Мол, ща ты мне все расскажешь про ваши пацанские дела. Щаззз, разбежался! Было бы, о чем базарить. Батя давно от дел отошел, болеет, а я тогда пешком под стол ходил, вааще не в курсах был.

– Полагаю, столичный журналист вас про «Черную розу» спрашивал? – уточнила Лина небрежно. – Говорят, в то время в сауне неплохие денежки крутились.

– Вам то что за дело? –прозрачные глаза парня потемнели, лицо побагровело, а на щеке проявился малозаметный прежде белесый шрам. – Те бл@тские денежки давно все кризисы да реформы под ноль сожрали. Короче, не парьтесь, дамочка, вам то «бабло» по любому уже не видать.

– Парня жаль, конечно, но я с ним не была знакома. Да я это так любопытствую, Паш, от безделья.... – Лина говорила тихо и доброжелательно, однако уходить не торопилась. – Все думаю и удивляюсь, чего это желтая пресса ни с того, ни с сего заинтересовалась вашей богадельней? Что они вообще хотели тут выискать? В наше время ежедневные СМИ держат руку на пульсе современности и в прошлое редко заглядывают. То, что происходило даже не год – месяц назад, уже никому не интересно. Жизнь каждый день новые события подбрасывает. Мне просто любопытно, что все таки тот столичный пижон надеялся откопать в давно забытом прошлом этой богадельни?

– Хрен с ним, с этим вашим «мааасковским» мажором, он ведь все равно утоп, – сказал парень, вновь зыркнув в сторону Лины злыми прозрачными глазками. – Скоро тому кексу в его желтой газетке замену подберут. Только вряд ли сменщик газетного жмура сюда поедет, потому как тоже привык в дорогих кроссовках по столичным кабакам рассекать, а не по нашим болотам и подвалам лазать. Видал я этих журналюг, все как один – ссыкливые, соплей перешибешь… Короче, досвидос, мадам! Магазин закрыт, продавец принимает товар.