Большинство были без наручников.
— Давай-ка со своих тоже снимем «браслеты», — сказал напарникам милиционер с одышкой. Он был старшим в наряде.
— Зачем? — спросил один из напарников.
— Надо.
Напарник недоуменно пожал плечами, и старшему пришлось пояснить:
— Их били «космонавты», а сдавать в отдел нам. Вон у этого, может, нос сломан — потом отписываться за него. На хер не нужно. Понял? Доведем до площади и — до свидания.
Сашу, Лешку и Веню выдернули из создавшейся толпы, чтобы снять с них наручники. Долго возились, не попадая ключами, тихо матерились при этом. Саша облизывал губу. Веня никак не мог успокоить кровь, она насохла у него на бороде черной коркой. Лешка внимательно оглядывался и заметно мешал снимать с него наручники, перетаптываясь и отдергивая руки.
— Бля, стой спокойно! — заорали на него. Лешка застыл.
— Впред! Бегом! — скомандовали им.
Ребята потопали легкой трусцой к своим, идущим впереди, метрах в тридцати — сорока. Задержанных плотно окружали люди в армяках и фуражках.
— Надо валить, — сказал Лешка негромко, едва они отделились от «пэпсов», убирающих наручники в кармашки на поясах.
— Попробуем, — ответил Веня.
— Погнали, — сказал Саня, и они, словно так и надо, словно по делу, легкие и свободные, нырнули в ближайший проулок, на полпути к плененным, согнанным в строй.
Набирая ход, Саша испытал такое чувство, словно его высоко-высоко подняли на качелях, и — отпустили.
Мелькнула близко трава (едва не упал, толкнулся по-обезьяньи руками, ободрав ладони о щебень, что за щебень, откуда?), окно, другое окно (дом раскачивался), коляска, женщина, ее везущая (шарахнувшаяся от сохло-кровавой рожи Вени), заворачивающая за угол, уезжающая из двора патрульная машина милиции («…Не заметили? Могли бы прямо на них… выскочить…»), скамейка (почему-то поперек дороги), забор («Не возьму — высокий…») Ежесекундно казалось, что сейчас, вот сейчас движущая сила качелей достигнет своей высоты, и его кто-то схватит за шею и потянет назад, неудержимо.
Саша спрыгнул с забора и упал, перекувырнувшись…
«Действительно, очень высоко, как же я влез…»
Рядом грохнулся, почему-то на четвереньки, Веня, с черной, растрескавшейся, кровавой бородой, и лишь Рогов встал на ноги, присев и тут же выпрямившись. Рогов схватил Веню за шиворот, тот толкнулся ногами, и встал, и побежал.
Сипя и задыхаясь, истекая длинной, тягучей, горько-сладкой слюной, они неслись по дворам, пока не обессилели и не спрятались, совершенно ошалевшие, в подъезде «хрущевки».
Стояли на четвереньках, с мутными глазами, с раскрытыми ртами, безуспешно пытаясь вдохнуть. Изо рта свисало. Кто-то входил в подъезд, но было не стыдно…
— Сынок, ты… был в Москве? — голос мамы в телефонной трубке звучал обреченно и скорбно.
Саша был готов разодрать свое лицо, слыша этот голос.
— Был, — ответил он глухо, высоко поднимая разбитую губу, оттого слово «был» прозвучало как «ыл».
— …Вы все в розыске, — сказала мама, и в ее голосе была еле слышна надежда, что Саша ее разубедит, скажет, что все это неправда и он ничего не делал плохого.
— Это… ерунда… — ответил он.
Глава вторая
Саша расстался с Веней и Лешкой возле метро — решили, что по одному они вызывают меньше подозрений. |