Пол Остер. Сансет Парк
МАЙЛС ХЕЛЛЕР
1
Уже почти год он фотографировал оставленные вещи. По крайней мере два раза в день, иногда и шесть, иногда и семь; и каждый раз, когда он и его когорта входили в очередной дом, их встречали вещи, бесконечное количество ненужных вещей, оставленных уехавшими семьями. Исчезнувшие люди покидали эти места в спешке, стыдясь, в растерянности, и, наверняка, где бы они ни жили сейчас (если они, конечно, нашли какой-нибудь приют, а не жили прямо на улице) их новые жилища должны быть гораздо меньше домов, которые они оставили. У каждого дома — своя история потери либо от банкротства, либо от долгов; и на него была возложена обязанность задокументировать последние, оставшиеся следы тех затерявшихся людей для того, чтобы остались доказательства, что исчезнувшие семьи жили когда-то здесь, и что тени людей, которых он никогда не увидит и не узнает, все еще оставались здесь, в забытых вещах, разбросанных по всему дому. Работа называлась Вычисткой; и он состоял в бригаде из четырех человек, нанятой Данбар Реалти Корпорэйшн, чьими услугами по "консервации домов" пользовались местные банки, получившие в собственность недвижимость. Просторные равнины южной Флориды усеяны такими осиротевшими строениями, а поскольку в интересах банка — продать их как можно быстрее, опустевшие здания должны быть очищены, отремонтированы и готовы для просмотра их будущими покупателями. В мире экономической разрухи и неостановимо надвигающейся нищеты Вычистка — один из самых процветающих бизнесов в округе. Без сомнения, ему повезло найти такую работу. Он не знает, как долго он еще сможет быть здесь, но жалование приличное, и там, где все меньше остается работ — или ничего или хорошая работа. Вначале он был потрясен беспорядком и грязью, безразличием. Редкий дом, куда он входил, был оставлен в нетронутом виде прежними хозяевами. Чаще всего — вспышки злобы и гнева, разудалое буйство капризного вандализма — от оставленных открытыми кранов в раковинах и переполненных водой ваннами до пробитых молотками стен или стен, покрытых неприличными граффити, или стен, испещренными дырами от пуль, не говоря уж и о выдранных медных трубах, вымазанном отбеливателем ковровом покрытии, кучах кала, выложенных на полу гостиной. Это конечно, экстремальные примеры, импульсивные акты, вызванные прорвавшейся наружу яростью, отвратительные, хоть и понятные, свидетельства отчаяния; пусть и не всегда его охватывало отвращение при входе в дом, но он никогда не открывал двери без плохого предчувствия. Прежде всего, нужно было встретиться с запахом — всплеском прокисшего воздуха, влетавшего в его ноздри, всепроникающей смесью вони плесени, прокисшего молока, кошачьего помета, туалетных испражнений и гниющей на кухне еды. И даже свежий воздух от открытого окна не мог выгнать этот запах; и даже самая аккуратная, самая дотошная чистка не могла стереть эту вонь поражения. Там всегда были забытые предметы, оставленные вещи. Сейчас их счет исчислялся тысячами, и среди его обширных архивов можно было найти фотографии книг, обуви и картин маслом, пианин и тостеров, кукол, чайных наборов и грязных носков, телевизоров и настольных игр, вечерних платьев и теннисных ракеток, диванов, шелкового женского белья, канцелярских кнопок, пластмассовых фигурок, тюбиков губной помады, винтовок, выцветших матрасов, ножей и вилок, покерных жетонов, коллекции марок и мертвой канарейки на полу клетки. Он никак не может взять в толк причины его фотографирования. Он понимает, что занимается пустым делом, никому не нужным, и все равно, каждый раз входя в дом, он чувствует, как вещи начинают звать его, говорят с ним голосами людей, которых уже здесь нет, просят его взглянуть на них в последний раз, пока их не унесли отсюда. Другие члены бригады потешаются над ним из-за его навязчивого желания сфотографировать все, но ему все равно. |
