Борис Можаев. Саня
1
Начальник отделения железной дороги в срочном порядке послал в Касаткино Александру Курилову, или попросту Саню, как ее звали сослуживцы. Саня года три назад окончила техникум по эксплуатационному отделению и приехала на Дальний Восток из Минской области. Девушка она была исполнительная, в деле строгая, быстро дослужилась до дежурного по станции и вот теперь получила неожиданное повышение. – Построже там, Курилова. Народ, видать, разболтался, так что наведи порядок, – наставлял ее начальник. – Ты у нас человек стойкий – комсорг, тебе и карты в руки. Саня решила надеть в дорогу форменную гимнастерку и фуражку с красным верхом, чтобы официальнее было. В петлицы гимнастерки приколола по третьей звездочке, как и полагается носить начальнику станции третьего класса. Проходя мимо вокзального зеркала, она невольно посмотрела на свои звездочки и почему-то вспомнила шутки дежурных милиционеров, которые все приглашали ее переходить в милицию. – Вид у тебя бравый и голос подходящий, – шутили они. Наплевать в конце концов, что она смахивает на востроносого парнишку. Вот только голос хрипловатый – это, конечно, скверно. Но голос изменить нельзя, стало быть, и жалеть нечего. К новому месту службы Саня ехала целый день. Как далеко это Касаткино! С центральной магистрали, по которой ходят московские поезда, пришлось пересесть на товарняк и еще ехать да ехать куда-то в сторону, к границе. Саня устроилась на тормозной площадке заднего вагона, от приглашения машиниста ехать на паровозе отказалась – шумно и жарко. Сидя на чемодане, она все смотрела по сторонам. Куда ни глянешь – степь да степь, одинаковая, побуревшая под долгим летним солнцем. Проплывали разбросанные по степи, как стога, островерхие сопки, густо поросшие мелким дубнячком и лещиной, словно подстриженные под гребешок. Издали они казались совсем небольшими и вызывали странное желание погладить их по этой зеленой шерстке. Станции здесь были маленькие, безлюдные, и кроме дежурных в таких же, как у Сани, фуражках да стрелочников с флажками, она никого не видела. «Неужели и в Касаткино такое безлюдье? – думала Саня. – С тоски умереть можно». Она все мечтала поехать на большую комсомольскую стройку и работать на экскаваторе; а по вечерам клуб, танцы, собрания… И надо же, едет в Касаткино, где и комсомольской организации-то нет. Но что поделаешь, – служба на дороге – что в армии, куда пошлют, там и нужно быть. К вечеру небо затянуло тучами, степные дали сгустились, посинели. Но вот в окно между туч выглянуло предзакатное солнце и осветило только одну дальнюю сопку. Невидимая ранее, слившаяся с горизонтом сопка вдруг вспыхнула тревожным пламенем факела и долго горела посреди синей дремотной степи. Саня до самых сумерек все смотрела на одинокую сопочку, и ей стало грустно.
В Касаткино поезд пришел затемно. Саня насчитала возле станции пять приземистых бараков, уныло смотревших в землю тускло освещенными окнами, да четыре-пять изб. «Не много», – подумала она. Возле дежурки – небольшой деревянной избы, примостившейся у самой колеи, – толпился народ. В желтом свете настенного фонаря люди гомонили, танцевали под балалайку; кто-то пробовал петь тоненьким срывающимся голоском: «И-эх, кэво лю-у-ублю…» – Что здесь происходит? – спросила Саня у низенького дежурного, которого сначала приняла за женщину. – Допризывников провожают. Из Звонарева, – ответил тот и, покосившись на Санин чемодан, спросил: – А вам кого, гражданочка? – Мне начальника станции найти надо. – А-а! Ищите. Он где-то здесь, – равнодушно посоветовал дежурный и, замахав зеленым фонарем, пошел в голову поезда. |
