Собственно, говорила одна Раиса Тимофеевна, но всем и обо всех. И возникало какое-то странное, очень мной любимое чувство единения с людьми, территориально тебе близкими, живущими за стенкой, через стенку, самое дальнее — в сотне метров.

— Ведь это правильно и естественно, — убеждала я мужа, который подшучивал над визитами Сарафанного радио и моим горячим интересом к сплетням, — знать о том, что вокруг тебя творится! В противном случае что получается? О страшном землетрясении в Юго-Восточной Азии все наслышаны, а о том, что Петра Афанасьевича, помнишь, такой балагур из двадцатой квартиры, парализовало, никто не ведает. Спасибо Раисе Тимофеевне, денег собрали. Если бы не она, мы бы жили как в батискафах. Работа, кухня, телевизор, Интернет у детей — и все общение с миром.

Сбор денег был постоянной статьей визитов Раисы Тимофеевны. Она никогда не просила больше, чем люди могли дать. У Раисы Тимофеевны существовала своя система тарифов на каждую семью. Собирала на похороны, болеющим, пострадавшим от возгорания, от ограбления и прочим крайне нуждающимся. Записывала взносы в толстую тетрадь с коленкоровой обложкой. В школе у меня были такие тетради по математике. Мы решали столько примеров, что их могла вместить только толстая тетрадь в девяносто шесть страниц.

Про нашу семью с красной строки, после заголовка «Кузьмичевым на рождение внука»

было, например, написано: «Уколовы, квартира 5, — 10 рублей». Эта была наша постоянная ставка, определенная Раисой Тимофеевной. Десять рублей — не разорение. Пусть это плохо отдает, будто откупились, но было приятно сознавать свою посильную благотворительную помощь нуждающимся людям. Или, напротив, переживавшим радостные события — свадьбы, рождения. Когда у меня муж тяжело заболел, потребовалась дорогая операция, Раиса Тимофеевна принесла в конверте (почтовом, с маркой) пять тысяч четыреста тринадцать рублей. Соседи собрали. Я разрыдалась.

— Все правильно! И по-людски, — сказала Раиса Тимофеевна.

Не обходила Раиса Тимофеевна стороной и новых жильцов. Обустроятся люди, а тут и Раиса Тимофеевна на пороге:

— Здравствуйте вам, соседушки! Пришла знакомиться. Пустите?

Конечно, дверь нараспашку и угощение на стол.

Благодаря Раисе Тимофеевне мы многое знали о новичках. А они, соответственно, о нас. Странное подчас возникало чувство: входишь в подъезд, сталкиваешься с новым соседом с пятого этажа, не здороваемся — не принято, коль не представлены; он смотрит на мою загипсованную руку и знает (Раиса Тимофеевна донесла, конечно), что я сломала лучевую кость, свалившись с табуретки, когда вешала гардины; а я, в свою очередь, про него знаю, что лишили водительских прав за управление автомобилем в нетрезвом состоянии. Расходимся в разные стороны — чужие и одновременно не чужие.

Говорят, за границей, как в деревне, принято с незнакомыми здороваться, если вместе в лифт вошли, или в парадном столкнулись, или на лестничную клетку одновременно вышли. У нас не так. Не потому что мы грубы и невоспитанны, а потому что желание здравствовать накладывает на тебя какие-то, возможно, надуманные обязательства. Ты ему — «Добрый день!», а он тебе — «У вас не найдется лишнего холодильника?» Шучу! Но с долей правдивого смущения. Или вот я еще опасаюсь внутренне — поздороваюсь, а мне в ответ скажут: «Я вас не знаю!» Неловко!

Раиса Тимофеевна подобной неловкости не ведала, что служило предметом зависти и вместе с тем легкого пренебрежения. Каюсь, всерьез мы Раису Тимофеевну не воспринимали. Да и ангелом бескрылым она не была. Своими сплетнями могла динамит под чью-нибудь семью подложить. Донесла Лизе Коршуновой из тридцатой квартиры, что ее мужа после работы дамочка на машине подвозит.