Надобно как можно скорее уйти в город.

Глава 4

УДАРНИК КОММУНИСТИЧЕСКОГО ТРУДА

Но облик женщины порой неуловим —

И тот же и не тот, он словно за туманом.

Если бы в ангаре имелась доска почета, то уже через месяц после своего пленения Максим Андреевич Тихомиров непременно бы там висел. Естественно, в виде парадной фотографии – в черном пиджаке и при галстуке. И с каким-нибудь дурацким лозунгом поверху, типа «Слава великому советскому народу – строителю коммунизма» или «Россия, вперед!». Впрочем, председатель и так Макса уже не раз отмечал, в пример ставил. Будь среди морковных рабов народец более боевой, давно бы устроили новоявленному ударнику «темную», начистили бы морду, и правильно бы сделали – нечего тут выпендриваться да других подставлять. Так, верно, и было бы, но не с теми людишками, что имелись, – бывшими бомжариками и вообще людьми до крайности опустившимися. Иное дело – в бригаде плотников, но те жили своим углом, отдельно.

Сказать по правде, собирать морковку, а потом и капусту, турнепс и прочее Максиму отнюдь не было в тягость, тем более – с таким проворным напарником, как Арнольд-Хвостик. Нет, молодой человек вовсе не выделывался перед всеми (перед кем выделываться-то?!), он однозначно стремился пустить пыль в глаза начальству – тому же Акимычу и Николаю Николаевичу. Что, в общем-то, и получалось. Бригадир «трудолюбивого Макса» с напарником из числа других выделял и даже позволял некоторые вольности типа короткого отдыха где-нибудь под кустом у шоссе.

Пользуясь случаем, Максим проверил все кюветы и ближайшие к седьмому километру овраги. Увы – никакие цветики-семицветики там не произрастали. А потому молодой человек продолжал деятельно трудиться, выказывая полнейшее благорасположение начальству и охранникам, особенно тем, кто частенько заступал в ночную смену. Дядю Ваню уже так и звал – «дядя Ваня», Лешика же называл уважительно – «Алексей», ну, а Акимыча – «Акимыч», к нему все так обращались.

У напарников появилось свободное время – в ангаре они уже не засыпали сразу, валясь без задних ног от усталости, как остальные рабочие-доходяги. Сидели, разговаривали, иногда даже болтали с охраной или с тем же Акимычем, неожиданно оказавшимся большим любителем потрепать языком. Болтали про «старую» жизнь, в коей Акимыч преподавал в одном из городских ПТУ («лицеев», как сии учебные заведения себя с гордостью именовали) слесарное дело, о чем охотно рассказывал, правда, все его рассказы сводились к одной теме – про выпивку: «Сидим мы, главное дело, с Игорьком – это мастер наш, думаем, где бы выпить?», «Взяли мы как-то с Михалычем жбан, не подумали, дурьи башки, главное дело – надо было сразу два брать», «Идем мы домой бухие, я-то разведен уже был, а Игорь-то нет, так его жена…» И вот все в таком духе – Максим даже посмеивался про себя: вот они, преподаватели, а мы потом удивляемся, чего это у молодежи все «бухло» да «бухло» в башке, на телевизор да на рекламу сваливаем…

Впрочем, здесь, на полях и в ангаре, насколько мог судить Макс, бригадир вовсе не пил, может быть, оттого что просто нечего было?

Как-то в одной из бесед у морковной кучи молодой человек даже высказался вполне в тему.