Солнечные Багамы были не более чем очередным служебным заданием. Ей предстояло сэкономить для КГБ миллион долларов. Утешало Ирену только то, что ее тело еще никогда не оценивали так дорого...

Анджело заметно нервничал и без конца оглядывался на угол Роусон-сквера, где ему назначили встречу.

Чтобы скоротать ожидание, он зажег сигарету и оглядел улицу. Разноцветные деревянные домики, построенные еще в начале века, выглядели на солнце почти кокетливо. На углу площади регулировал движение полицейский в красной фуражке. На центральной улице были раздельные полосы движения, и Джек Харви мог появиться только справа.

Официантка принесла ему молоко, и Анджело окунул в стакан пересохшие губы. Его взгляд упал на желтую бумажную бабочку, наклеенную на витрину. Бабочка была символом острова. На ней красовался девиз: “Против всех пороков”. Анджело криво усмехнулся. Во всем мире, пожалуй, только тюрьма Синг-Синг превосходила Бэй-стрит по количеству негодяев. Пираты, бороздившие в свое время Карибское море, по сравнению с местными уголовниками показались бы мальчиками из церковного хора.

Дом, стоявший напротив кафетерия, создавал, пожалуй, наиболее верное представление об истинном лице острова. Его фасад был увешан вывесками “дутых” акционерных обществ по торговле недвижимостью и по страхованию жизни. Эти вывески служили памятником наивности и доверчивости приезжих бизнесменов, облапошенных мошенниками с Бэй-стрит. Все эти конторы связывало одно: ими владел рыхлый волосатый мужчина по имени Берт Мински, более известный в городе под кличкой Папаша.

Сегодня, 3 июля, Папаша отдал бы за поимку Анджело любые деньги.

На Бэй-стрит было больше банков, чем игральных автоматов в Лас-Вегасе. И хотя багамцы иронично называли свои новые доллары, выпущенные на смену фунтам стерлингов, не иначе как “фанни мани” — “смешные деньги”, эти яркие бумажки можно было свободно обменять на настоящие, серьезные “зеленые”.

Анджело скорчил расстроенную гримасу, подумав о том, сколько денег ежедневно “течет” по этой улице. Ему срочно нужны были десять тысяч долларов, иначе оставалось идти на кладбище и собственными руками рыть себе могилу.

Был и другой выход — уехать. Но уехать нужно было довольно далеко. О Ямайке не могло быть и речи. Его ждал там миллионный штраф за старую историю с контрабандой. На Гаити его приговорили к смерти: диктатор Дювалье привык расстреливать людей за одно неосторожное слово.

Почему нельзя ехать в Доминиканскую республику, Анджело уже точно не помнил, но он четко знал, что в главном память ему не изменяет.

В Соединенных Штатах его засадили бы за решетку лет этак на четыреста-пятьсот.

Оставалось ехать на Малые Антильские острова. Там не так уж сильно придирались к паспорту, а сравнительно небольшой капитал позволял начать если и не совсем честное, то хотя бы перспективное дело.

Но пока что у него в кармане лежали последние двадцать восемь долларов, а Джек Харви опаздывал уже на десять минут. Анджело приехал из Фрипорта два дня назад. В эти два дня те, другие, наверняка не теряли времени... Анджело снова вытянул шею, высматривая у Роусон-сквера знакомую машину.

Наконец фургон Джека Харви — зеленый “шевроле” с желтыми колесами — затормозил напротив ресторана “Эль Торо”. Харви был один.

Анджело бросил на стойку заранее приготовленную монету и вышел, сопровождаемый равнодушным взглядом официантки. Джек Харви заметил его и поехал вперед. Итальянец пересек улицу, на ходу запрыгнул в машину и скользнул назад, укрываясь от посторонних взглядов за металлическими стенками фургона.

— На перекрестке с Маркет-стрит повернешь налево, — скомандовал он. — Потом прямо, до самого Правительственного дворца.

Анджело сгорбился за спиной Харви.