В этот момент, когда стало светать и небо посерело, Катенька встала и побежала в гостиную. Она знала, что найдет там отца, лежащего на диване и курящего в потемках. Он протянул ей руки.

— Ты еще не собрался! — удивилась она.

— Я никуда не еду, — ответил он. — Это мой дом. Здесь вся моя семья…

Она присела рядом с отцом.

— У тебя нет желания увидеться с сестрой? Сатинов так хотел, чтобы вы встретились. Прошлое не изменишь, но если ты не поедешь, люди, которые убили твоих родителей, одержат победу.

Некоторое время отец молчал.

— Папочка, прошу тебя!

Он медленно покачал головой.

— Я думаю, довольно уже нами манипулировать, как считаешь?

Перелет до Москвы оказался тяжелым: Катенька чувствовала себя жалкой и одинокой среди этой роскоши переоборудованного Пашиного «Боинга». Она не могла перестать злиться на отца, который так ее подвел; тем не менее она уважала его спокойную решимость. Она продолжала размышлять над жизненной трагедией своих дедушки и бабушки и каждый раз открывала новые стороны — во всем виноваты злые люди, которые считают, что могут играть судьбами других людей, а сейчас играют с самой Катенькой.

Роза ждала ее у ангара на частной посадочной полосе возле аэропорта Внуково. За ее спиной возвышался Паша с двумя телохранителями, а уже за ними, сияя стальными боками, урча двигателями, полукругом стояла привычная кавалькада автомобилей: черный «бентли» и два «ленд-круизера».

Увидев Катенькин потупленный взор, Роза обняла ее.

— Не беспокойся, Катенька. Я тоже расстроена, но я его понимаю. Слишком много воды утекло. — Она пожала Катенькину руку. — Самое главное — я нашла свою семью и племянницу, которой у меня никогда не было. У меня есть ты, дорогая.

Они стояли так несколько мгновений, как будто были одни во вселенной, потом Паша нежно поцеловал мать в макушку.

— Поехали домой, — сказал он, провожая их к машине. — Всему свое время, мама.

Захлопнув дверь, он прошептал Катеньке:

— Его можно понять. Это не твоя вина, Катенька. Неужели ты не видишь? Они просто чужие люди. Твой отец не хотел найти свое прошлое. Оно нашло его.

Сейчас Катенька и Роза, ее вновь обретенная тетя, которую она уже успела полюбить, стояли, держась за руки, ожидая своей очереди среди желающих проводить Сатинова в последний путь. Даже без брата Роза настояла на том, чтобы все-таки проститься с человеком, который так круто изменил ее жизнь: один раз разрушив, другой сохранив, а теперь запоздало раскаявшись.

* * *

Другие скорбящие, как показалось Катеньке, так и остались в семидесятых: обрюзгшие женщины в узких юбках с огромными рыжими шиньонами, их мужья, пухлые приземистые аппаратчики с зачесанными чубчиками на лысеющих макушках, в коричневых костюмах, увешанных медалями. Но были тут и молодые военные и несколько детей, наверное, внуки Сатинова. Родители цыкали на них, чтобы те прекратили хохотать и баловаться в такой неподходящий момент.

Катенька, держа Розу за руку, ступила на чуть возвышающийся постамент и заглянула в гроб.

Помимо воли она взирала на лицо Сатинова с нежностью, несмотря на все его игры. Смерть и аккуратная работа парикмахера и бальзамировщика вернули ему мужественную красоту и безмятежное величие советского героя старого поколения. Вся грудь в медалях и орденах, на плечах золотые погоны маршала Советского Союза, густые седые волосы торчат «ежиком».

— Я помню, как играла с ним давным-давно, — сказала Роза, глядя на маршала. — Он был тем человеком в лимузине, который приезжал к школе в Одессе.