Я медленно брел по улице и посматривал то направо, то налево, пытаясь увидеть хотя бы одну человеческую фигуру. Издалека еще я заметил одно невысокое здание, из крыши которого торчали два шеста с деревянным фирменным щитом. Некогда белыми, а теперь потемневшими от времени буквами неопределенного цвета на темном фоне щита было выведено: «Meson de…» Больше ничего нельзя было прочесть. Пока я пытался расшифровать окончание вывески, наконец-то послышались чьи-то шаги. Я обернулся и увидел человека, который приближался ко мне с явным намерением пройти мимо. Я вежливо поприветствовал его и спросил, какую гостиницу он посоветует мне в этом замечательном городе. Он посмотрел на здание, перед которым я стоял, и ответил:

— Этот отель — самый достойный из того, что у нас есть. Лучше его не найдете. На вывеске, правда, стерлось слово «Мадрид» но, если вы доверитесь хозяину, дону Херонимо, он обслужит вас по высшему классу. Разумеется, если вы сможете заплатить. Вы можете мне поверить, потому что я городской нотариус и всех здесь знаю.

Называя свою высокую должность, он стукнул себя в грудь, а потом наградил меня взглядом, который должен был ясно мне показать, что, по его мнению, мне всего лучше бы поселиться в местной тюрьме, а не в отеле. Потом он, полный достоинства, пошел дальше, а я, ободренный советом такой знаменитости, повернулся к открытой двери гостиницы. Я бы и без этого совета пошел туда, потому что очень устал и не был расположен дольше подставлять себя лучам полуденного солнца.

Лучший отель в городе! Meson de Madrid! Да ведь это — уютный номер, чистая постель, вкуснейшая еда! Во рту у меня уже стала скапливаться слюна. Я вошел и сразу же оказался в…«целом ансамбле комнат». То есть, если говорить точно, отель состоял из одного-единственного помещения, в которое попадали прямо с улицы; дверь в противоположной входу стене вела во двор. Других проемов не было — ни дверных, ни оконных. Возле задней стены приютился закопченный до черноты каменный очаг, дым которого испарялся сразу же, причем каким-то таинственным способом. Плотно утрамбованная глина заменяла пол. К забитым в нее столбам крепились доски, составлявшие столы и скамейки.

Стульев в комнате не было. Вдоль левой стены виднелись подвешенные гамаки, они и должны были служить гостям, каждому — по его вкусу. По правую руку вдоль стены располагался буфет, собранный, судя по его виду, из нескольких старых сундуков. За ним опять виднелись гамаки, служившие местом отдыха хозяйской семье. В одном из них спали трое мальчишек; их руки и ноги так переплелись, что отличить, где чья конечность, можно бы было только после весьма основательного исследования. В другом гамаке отдыхала дочь хозяина сеньорита Фелиса. Она отсчитала уже шестнадцать весен, как сама сказала мне на следующий день, но храпела, как шестнадцать зимних бурь, причем соединенных вместе. В третьем гамаке предавалась полуденному сну хозяйка. Ее звали донья Эльвира, а ростом она была в шесть футов и пять дюймов.