— Вы не возражаете, яар? В этом цирке парню требуется компания.

Это была кинозвезда, Джабраил.

*

После первых нервных дней на земле, в течение которых три молодых угонщика в тюрбанах, подошедшие опасно близко к грани безумия, кричали в пустоту ночи: вы, падлы, придите и возьмите нас, или, иначе: боже-боже, они собираются прислать грёбаных командос, мамоблядских американцев, яар, говённых британцев (в такие моменты оставшиеся заложники закрывали глаза и молились, потому что всегда больше всего пугались, когда налётчики подавали признаки слабости), — всё устаканилось и стало казаться обыденностью. Дважды в день продовольствие и спиртное подвозилось к «Бостану» на одинокой машине и оставлялось на гудроновом шоссе. Заложники должны были вносить картонные коробки, в то время как террористы следили за ними из безопасности самолёта. Кроме этого ежедневного визита не осталось никаких контактов с внешним миром. Радио сдохло. Казалось, что об инциденте все забыли, словно он смущал настолько, что его просто предпочли стереть из отчётов. «Подонки оставили нас гнить! — орал Мэн Сингх, и заложники охотно присоединялись. — Хиджрас! Чутьяс! Срань!»

Жара и тишина обволакивали их, и тогда призраки начали мерцать в уголках их глаз. Самый взвинченный из заложников, молодой человек с козлиной бородкой и коротко стриженными курчавыми волосами, проснулся на рассвете, визжа от страха, поскольку увидал скелета, едущего на верблюде по дюнам. Другие заложники видели разноцветные шары, повисшие в небе, или слышали биение гигантских крыльев. Трое угонщиков-мужчин погрузились в глубокую, фаталистическую сумрачность. Как-то раз Тавлин созвала их на совет в дальнем конце самолёта; заложники слышали сердитые голоса.

— Она сообщает им, что они должны предъявить ультиматум, — поведал Чамче Джабраил Фаришта. — Один из нас должен умереть, что-то в этом духе.

Но когда террористы вернулись, Тавлин с ними не было, и уныние в их глазах было теперь с оттенком стыдливости.

— Они растеряли свои потроха, — шепнул Джабраил. — Не могут ничего поделать. Итак, что остаётся нашей Тавлин-биби? Ноль без палочки. Фантуш истории.

Вот что она сделала:

Чтобы доказать своим пленникам, да и своим товарищам-пиратам, что мысль о провале или капитуляции ни за что не ослабит её решимости, она появилась после своего мимолётного отступления в коктейль-зале для первого класса, чтобы предстать пред ними подобно стюардессе, демонстрирующей пассажирам спасательные средства. Но вместо того, чтобы надевать спасательный жилет и доставать из клапана свисток et cetera, она быстро задрала свободную чёрную джеллабу — единственный предмет своей одежды — и предстала перед ними совершенно голой, так, чтобы они могли увидеть весь арсенал её тела: гранаты, подобные дополнительным птенчикам грудей, выглядывающим из своего гнезда; гелигнит обёрнут вокруг бёдер, точь-в-точь как во сне Чамчи. Затем она снова оделась и заговорила негромким океанским голосом.

— Когда великая идея входит в мир, великое дело, возникают некоторые ключевые вопросы, — молвила она. — История спрашивает нас: каковы мы, её носители? бескомпромиссны ли мы, решительны ли, сильны — или же мы покажем себя приспособленцами, идущими на компромисс, соглашающимися и уступчивыми?

Её тело было ответом.