Он находился теперь в таком глубоком рабстве у Розиных чарующих историй, что едва вспоминал день ото дня другую жизнь, которую вёл прежде, женщину, удивлявшую его самим фактом своего существования, или какую иную подобную вещь. Кротко плетясь вслед за нею, он нёс хозяйственные сумки госпожи Диамант.

Пока Роза трепалась с пекарем, он болтался поблизости на углу улицы, когда вдруг снова почувствовал эти тягучие крючья в своём нутре и упал возле фонарного столба, задыхаясь от удушья. Он услышал цокающий звук, и тут из-за угла появился архаичный фургончик, запряжённый пони и полный молодых людей, наряженных в причудливые карнавальные костюмы: мужчин в обтягивающих чёрных брюках из шипованной кожи с серебряными клёпками на голенях, их белые рубахи расстёгнуты почти до талии; женщин в широких многослойных с оборками юбках ярких цветов — алых, изумрудных, золотистых. Они пели на чужом языке, и их весёлость сделала уличный пейзаж тусклым и мишурным, но Джабраил понял, что нечто сверхъестественное было в этом шествии, ибо никто более на улице не уделял ни малейшего внимания фургончику. Тут появилась из пекарни Роза с тортом, свисающим на ленточке с указательного пальца её левой руки, и воскликнула:

— О, это они, пришедшие танцевать! У нас всегда были танцы, ты знаешь, они любят это, это у них в крови. — И, после паузы: — Это был танец, во время которого он убил стервятника.

Это был танец, во время которого некий Хуан Хулио, прозванный Стервятником из-за своей мертвецкой внешности, выпил слишком много и оскорбил честь Ауроры дель Соль, и не останавливался, пока у Мартина не осталось выбора, кроме как драться, эй, Мартин, чего тебе так нравится трахать эту, мне она показалась несколько холодноватой. «Давай-ка отойдём от танцующих», — сказал Мартин, и в темноте, высвечиваемые волшебными огнями, мелькающими в листве деревьев вокруг танцпола, двое мужчин оборачивали пончо вокруг предплечий, вытаскивали ножи, кружились, сражались. Хуан умирал. Мартин де ла Круз поднимал шляпу мертвеца и бросал её в ноги Ауроры дель Соль. Та брала шляпу и, осмотрев, уходила.

Восьмидесятидевятилетняя Роза Диамант в длинном серебряном платье, при ножнах, с мундштуком в облачённой в перчатку руке и в серебряном тюрбане на голове пила джин-энд-син из зелёной рюмки и рассказывала дивные преданья старины.

— Я хочу танцевать, — объявила она вдруг. — Это мой день рождения, а я ещё не танцевала.

*

Напряжение той ночи, когда Роза и Джабраил танцевали до рассвета, оказалось слишком большим для старой леди, рухнувшей на следующий день в постель в глубокой лихорадке, породившей ещё более бредовые видения: Джабраил видел Мартина де ла Круза и Аурору дель Соль, танцующих фламенко на черепичной остроконечной крыше Диамантового дома, и перонисты в белых костюмах стояли на лодочном домике, призывая пеонов к светлому будущему: «Под Пероном эти земли будут экспроприированы и распределены среди народа. Британские железные дороги также станут собственностью государства. Долой их, этих бандитов, эти пиратов…» Гипсовый бюст Генри Диаманта висел в воздухе, наблюдая эту сцену, и белокостюмный агитатор направил на него палец и кричал: Вот он, ваш угнетатель; это ваш враг. Живот Джабраила болел столь ужасно, что он опасался за свою жизнь, но в то самое время, когда его рациональное сознание рассматривало возможность язвы или аппендицита, остальная часть его мозга шептала правду, которая заключалась в том, что он держался в заключении и управлялся силой Розиного желания, точно так же, как ангел Джабраил был обязан говорить, принуждаемый потребностями Пророка, Махунда.

— Она умирает, — понял он. — Скоро и мне уходить.

Извивающаяся на кровати во власти лихорадки Роза Диамант бормотала о яде омбу и враждебном отношении своего соседа, доктора Бабингтона, спросившего Генри: Ваша жена, кажется, достаточно тиха для пасторальной жизни? — и давшего ей (как презент к выздоровлению от тифа) копию счетов Америго Веспуччи за его путешествия.