Еще неделю тому назад имя Аберкромби было у всех на устах; его восхваляли, превозносили, от него многого ожидали, и нескольких часов было достаточно, чтобы свергнуть этого кумира с пьедестала. Те, кто всех усерднее курил ему фимиам, теперь первые кидали в него комья грязи. Люди, обманутые в своих ожиданиях, никогда не бывают справедливы. А между тем Аберкромби не был ни глуп, ни бесталанен, не был и фанфароном; он имел только несчастье не знать, как следует вести войну в этой стране. Вскоре он был отозван, и в Америке о нем больше не было слышно.

Придя на вершину скалистой возвышенности, онондаго приказал Джепу развести большой костер, а сам принес из потайного местечка кое-какие припасы, из которых можно было приготовить на всех сытный завтрак. Так как все мы ничего не ели со вчерашнего утра, то весьма обрадовались этому завтраку, а утолив голод, стали совещаться, что нам теперь делать, — идти ли прямо в Равенснест или раньше посетить Мусридж и посмотреть, что там делается.

— Опасаться преследования со стороны французов нечего, — сказал я, — так как все их суда на другой стороне озера, а положение дел в стране то же, что и до ухода армии!

— Во всяком случае надо спросить совета индейца! — сказал Дирк.

— Чернокожий сделал глупость! — сказал вместо ответа онондаго.

— Что я такого сделал, красный черт? — накинулся на Сускезуса Джеп, питавший, как и всякий негр, прирожденную антипатию ко всем индейцам, на что последние отвечали нескрываемым презрением к черной расе. — Что я такого сделал, что ты так говоришь в присутствии моего господина?

— Скажи, Сускезус, что же он, в самом деле, сделал? — спросил я, видя, что индеец не собирался отвечать моему негру и имел такой вид, будто он решительно ничего не слышал.

— Он избил краснокожего воина, как собаку!

— Ну, так что же? Велика важность! — пробормотал Джеп. — Немного постегать краснокожего совсем не вредно!

— Спина воина чувствительнее спины скво. Эти удары оскорбили его; он никогда не простит.

— Пусть помнит! Я хорошо его проучил, а в прощении его не нуждаюсь. Он был моим пленником. Почему я должен был отпустить его, даже не проучив как следует? Разве я жалуюсь, когда мой господин бьет меня?

— Как видно, я мало тебя бил, иначе ты не посмел бы так рассуждать в моем присутствии, — сказал я. — Перестань сейчас же, не то мне придется тоже проучить тебя!

— Маленькая порка часто бывает очень полезна негру! — заметил Гурт.

Дирк молчал.

— Ну, Сускезус, — обратился я к индейцу, — объясни, в чем дело! Я хочу знать!

— Мускеруск — вождь, а у вождя гуронов кожа чувствительная; он никогда не забывает того, кто его оскорбил!

— Но твой гурон едва ли сумеет разыскать нас; он, естественно, будет думать, что мы остались при войске, и если он вздумает искать нас там, то, конечно, не найдет!

— Как знать? Леса полны тропинок, а индеец полон хитрости и коварства! Зачем вы упоминали о Равенснесте?

— А разве кто-нибудь произнес это название в присутствии гурона? — спросил я, более встревоженный этим, чем всем остальным.

— Да, кто-то что-то сказал о Равенснесте, но так, вскользь, что едва ли этот гурон мог что-нибудь сообразить, — заметил Гурт небрежно.