Интересно, могло ли оно повлиять на его рассудительность и самоконтроль?
– А больше всего он негодовал из-за того, что ты лишил его проконсульства в Галлии? – спросил я.
– А кто бы не негодовал? Но я считал его поведение на посту консула постыдным и убеждал народные собрания отменить постановление Сената – что и было сделано.
– Вот только он затеял судебный процесс с тем, чтобы ему вернули командование, – заметил я.
– Да. Но умер прежде, чем выиграл дело, так какая теперь разница? Если б он не умер в Риме, то умер бы в Галлии, и какому-нибудь легату пришлось бы приводить в порядок документы, чтобы сейчас передать Галлию Цезарю.
То, как Флавий произнес имя Цезаря, сказало мне, какого он о нем мнения.
– Думаю, Целер не умер бы, если б отправился в Галлию, – заявил я.
– Почему же?
– Теперь я знаю наверняка, что Целера отравили.
– Прискорбно, но ему никогда не следовало жениться на той шлюхе.
– Нет, я почти уверен, что Клодия в кои-то веки совершенно не виновата.
– Тогда к чему все эти разговоры? – подозрительно спросил Флавий.
– Когда ты убеждал народные собрания лишить Целера его империя в Галлии, ты старался также добиться, чтобы империй передали Помпею?
– Конечно, да! Помпей – самый способный полководец нашего времени. Он уладил бы дела в Галлии быстро, разумно и с минимальной ценой для Рима.
Я знал, что лучше не обсуждать достоинства Помпея – вернее, их недостаток – с одним из яростных его сторонников.
– Значит, именно Помпей потерял бы больше всех, если б Целеру вернули Галлию, – сказал я.
– На что ты намекаешь? – Лицо Луция Флавия потемнело. – Помптиний продолжал командовать в Галлии, пока этот вопрос не смогли уладить, поэтому от смерти Целера он в выигрыше. Цезарь должен получить всю Галлию на пять лет, поэтому он в выигрыше. Помпей служит здесь, в Италии, в специальных гражданских комиссиях, не делая никаких попыток отобрать Галлию у Цезаря. Если ты ищешь отравителя, сенатор Метелл, ты ищешь его не там! Иди и посмотри на дела Цезаря. Хорошего тебе дня, господин, и если ты снова придешь ко мне с голословными утверждениями, я заставлю своих ликторов отволочь тебя в суд!
Он круто повернулся и зашагал прочь.
Я вздохнул. Меня невзлюбил еще один могущественный человек Рима. И мне просто придется с этим смириться. Такие тягости я переносил и раньше.
Я вышел на солнечный свет и отправился позлить еще кого-нибудь. Снова через Форум, мимо Большого цирка, вверх по склону Авентина до храма Цереры. Пожилой вольноотпущенник и мальчик-раб, с которыми я встретился пару дней тому назад, все еще были в храме, но все эдилы отсутствовали. Я спросил о Мурене, боясь, что он до сих пор мается головной болью дома в постели, как и большинство людей в Городе.
– Эдил Гай Лициний Мурена, – важно ответил вольноотпущенник, – этим утром на ювелирном рынке.
Итак, я отправился искать Мурену. На храмовых ступеньках помедлил на тот случай, если мальчишка-раб выбежит, чтобы продать мне еще какую-нибудь информацию. Выждав разумное время, я пустился в новый нелегкий путь: снова мимо цирка, опять мимо скотного рынка и через Форум. Как ни пытался я что-нибудь спланировать, я как будто всегда возвращался по своим следам.
На ювелирном рынке продавались отнюдь не только ювелирные изделия, но все товары, выставлявшиеся здесь, были дорогими предметами роскоши: шелка, благовония, редкие вазы, мебель изысканной работы и множество всякого другого, чего я не мог себе позволить. Здешние торговцы вели дела не в крошечных палатках и ларьках, которые ставились и убирались каждый день. |