Изменить размер шрифта - +
Я пустил бы вас куда угодно. Я дал указание выдать вам путевку в любую страну, которую вы выберете, — тут чиновник сделал паузу и осклабился, — но, конечно, перед этим заберите свои документы из ОВИРа. Желаю успеха! — умильно улыбнулся кинодеятель.

Хочу сделать уточнение — Савелию отказали не в туристической путевке в ФРГ, а в поездке в составе актерской группы поддержки наших спортсменов на Олимпийские игры в Мюнхене. Желание видеть Савелия в Мюнхене единогласно выразили все спортсмены, а отказ в поездке выглядел как факт недоверия артисту, боязни, что он останется в Германии, будучи недовешен своим положением на родине, где погубили его отца.

Савелий посчитал этот отказ оскорбительным для себя и дискриминационным, что и было на самом деле.

Савелий потом объяснил мне подвох, крывшийся в предложении кинодеятеля.

— Понимаешь, одно дело, когда я еду на воссоединение с родственником, с семьей. На это существует законодательство. Меня можно пожурить, поругать. Но в Госкино уверены, что я останусь в ФРГ или Италии, куда поеду по путевке, и тогда меня, как перебежчика, как Нуреева или Годунова, можно будет беспощадно смешивать с грязью. Я никогда не позволю себе подставиться с выгодой для них. Я, конечно, отказался от путевки! — твердо произнес Савелий.

В моем сознании едва возник вопрос — какая для него в этом будет разница, если главное — продолжать карьеру киноартиста, — возник вопрос и тут же исчез: Савелий любил своих зрителей, друзей, всех людей, знавших его как порядочнейшего человека, он даже мысленно не мог допустить, чтобы они подумали о нем как о предателе родины. Возможно, работники Госкино не заходили в своих пакостных мыслях столь далеко. Наверное, для них более важной была финансовая сторона, проблема проката фильмов с участием Крамарова. Остается он на родине — и проблема отпадает сама собой. Ведь им уже пришлось немало повозиться с первыми пятью выпусками мультфильма «Ну, погоди!», после того как один из трех его авторов — писатель Феликс Камов (Кандель) — уехал с семьей в Израиль. Они были вынуждены из титров копии каждого мультфильма, отпечатанного массовым тиражом, вычищать его фамилию. Я встретил Феликса за несколько месяцев до отъезда на улице Герцена, когда он уже находился в отказе.

— Иду забирать последние деньги из Центральной сберкассы, — со вздохом произнес он. — Жду разрешения на выезд, но когда оно будет, точно не знаю.

— В любой момент я помогу тебе, — предложил я, бывший еще в то время отчасти автором эстрады и еще зарабатывающий прилично. Помимо того, я учился с Феликсом в одной школе, в параллельных классах. Считал его эталоном честности и очень талантливым автором. Он работал в киножурнале «Фитиль», редактором по художественным сюжетам. Я дважды приносил ему свои мини-сценарии, они ему нравились, но считались по тем временам острыми и не проходили инстанцию главного режиссера «Фитиля» Столбова. Я знал, что Феликсу очень благоволит основатель сатирического киножурнала Сергей Владимирович Михалков, и был удивлен, что даже при таком положении Феликс пытается покинуть страну.

— У меня зарубили книгу в «Советском писателе», — признался он, — несмотря на предисловие Михалкова! Понимаешь?!

— Чьи были рецензии? — поинтересовался я.

— Отказали Виктор Ардов и Георгий Мунблит.

— Те же рецензенты зарубили мою книгу, — сказал я, — к тому же Мунблит сначала дал положительную рецензию, а потом отказался от нее. Директор издательства Николай Васильевич Лесючевский специально держит их рецензентами для зарубки книг не угодных ему евреев.

— Вот видишь, — сказал Феликс, — здесь для меня нет никаких перспектив.

Быстрый переход