|
Но как в ковше Большой Медведицы — семь звезд, так в русском искусстве среди его семи светил — одна навеки за Поленовым. Воистину сын своего народа, наивно принявший дело Петра за спасительный для России путь, он начал свои искания в творчестве с познания Европы. «Право господина», «Арест гугенотки». Не только холодность, но и сама суть этих картин европейская. Каждый человек здесь сам по себе, со своей выгодой и со своим собственным несчастьем. Но русское в русском рано или поздно пробуждается. Поленовский «Сказитель былин Никита Богданов» — это не Европа. Это уже наше. Лапотник в драных штанах, в драном зипуне, но именно ему, задрипанному крестьянину, дано носить в себе и хранить вещую правду. С лицом напряженным, с руками, словно вышел из угольной ямы, неказист, доброты не излучает — такова она, бездонная и безмерная русская суть. Конек-Горбунок. Василий Дмитриевич это понял и сказал об этом, не пыжась, не мудрствуя лукаво. Лик Родины — не личина, румянить да белить — грешно. Всего украшения «Московскому дворику» — белые детские головки. А заросшие пруды! У русского человека на бережку такого пруда душа щемит. Кувшинки, лягушки, аир да осока, соловьи по кустам, русалки в черной чистой воде. Потому и писал любимую с детства речку Оять, а в зрелые годы открылась Ока. И осень. Никакое тропическое цветение несравнимо с русским золотом русской земли.
Думая о Боге, о Христе, Поленов написал не только «Христа и грешницу», но и «Генисаретское озеро». Покой неба, покой воды и земли. Христа, идущего узкой тропою. Одинокого, любимого в этом Его одиночестве. Любимого, как умеет любить одно только детство. О Святая земля! Всякий русский человек носит в себе заветную тягу взять посошок да и пойти к морю, а там и через море до Гефсиманского сада, до Иордана и Вифлеема. Не за ради чуда или особой силы, без корысти, без намека на затею, без мысли — упаси Боже, одним только сердцем. Лишь бы пройти по земле, по которой Христос ходил. Мы ведь родня каликам перехожим, тихим странникам и странницам. И писал Василий Дмитриевич «Больную», ибо знал утраты горчайшие. И писал сны наяву, сказки для представлений. Возвращал взрослых людей в их детство. Ходил на войну за славянское дело, когда был молод, в зрелые лета учил новое поколение тайнам искусства. Довелось ему быть свидетелем, как сгорела дотла бедная Россия. И остался с народом, веруя, что родится она из пепла птицей феникс. Работал ради русских людей до глубокой старости, сколько мог. И был он духовным братом Никиты Богданова, хранителя красоты русского слова, русского духа.
3 Нынче мы знаем, сколь драгоценна в сокровищнице русского искусства «Девочка с персиками». А вот посетителям VIII периодической выставки Московского общества любителей художеств, увидевшим ее первыми, она хоть и нравилась, но казалась торопливым эскизом будущей картины. Ни одно сердце не замерло от восторга. Илья Семенович Остроухов — это он устанавливал картины Антона на выставке в самом выгодном для них освещении, — рассказывая в письме о других претендентах на конкурсные премии, «Девочку с персиками» не мог принять как неоспоримую художественную удачу. «Твой портрет, — писал он, — интереснее и свежее, талантливее в сто раз, одним словом, я бы после большого колебания отдал бы все же, в конце концов, преимущество тебе, но сделавши это, непременно болел бы, что не поступил иначе… Премия портрета одна». Серов, страхуясь, выставил еще два портрета: «Этюд девушки» — ныне широко известную «Девушку, освещенную солнцем», это его двоюродная сестра Маша Симонович, и еще портрет композитора Бларамберга. Дерзал отхватить премию и в жанре пейзажа. Этот пруд в поленовском духе Остроухов назвал «Сумерки». |
