— Э, нет, — сказал Савва, — родинку мне, видно, не одолеть.

Чтобы получить феррашей, Савве пришлось обратиться к французу мсье Шозу, бельгийскому подданному, в чине унтер-офицера, но в Мешхеде он занимал видную должность, обучая войско европейскому строю и владению европейским оружием. Мсье Шоз был единственный европеец на сто тысяч жителей Мешхеда.

Савва подружился с ним, хотя встречаться приходилось не часто. Жить в Мешхеде предстояло, видимо, долго, но однажды к Савве пожаловала делегация местных купцов. Просили уступить им значительную часть товаров. Цены предлагали выгодные. Савва решился на продажу. Сделку оформили у персидского нотариуса за наличный расчет. Об этой истории Савва Иванович так рассказывает: «Торговцы помещались в священном квартале, куда доступ иноверцам не полагается. Я приказал Мурзе Махмуду, первому приказчику, свезти товар в их квартал и совершить сдачу».

На другой день товары были отправлены, но Махмуд не вернулся… Нужно было действовать. Савва зарядил револьвер, взял Ала-Верды и поехал в священный квартал.

Не напрасно мудрый Абдерасул предупреждал Савву никому не верить. Мешхедские купцы попытались и бедного Махмуда перехитрить, а когда у них дело не выгорело — избили его. Савва явился как снег на голову. Купцы не чаяли в молодом русском такой дерзости. Однако решили и его взять на испуг. Подняли гвалт, грозили натравить толпу. Савва тотчас отправился к полицмейстеру. Тот прислал охрану и приставил к товарам.

Восемь купцов пришли к Савве в караван-сарай, кланялись до земли, просили отсрочки на несколько дней. И тут в самое время пожаловал с визитом мсье Шоз, он сказал по-персидски, не столько для Саввы, сколько для купцов:

— Не беспокойтесь. Виновных выдерут по пяткам в вашем присутствии.

Купцы смирились. Савва вместе с ними опять отправился к нотариусу, заключил договор о расчете в трехдневный срок.

На третий день купцы собрали нужную сумму, и Савва со своими слугами, с феррашами мсье Шоза перенесли тяжелые золотые туманы в личную Саввину комнату, где стоял кассовый сундук.

О своем торговом успехе управляющий Мешхедской фактории решил дать телеграмму, но телеграф находился в Реште, чуть ли не за тысячу верст от Мешхеда, в западном углу Каспийского моря, близ Ензели, мимо которого Савва проплывал в начале своей персидской эпопеи. Нарочный ехал долго, и ответ пришел не скоро, но радостный.

Директор Бекман приказывал оставшиеся товары передать Мурзе Махмуду, а самому возвращаться в Баку.

Обратное путешествие Савва совершил верхом на лошади с неразлучным Ала-Верды. Добрались до Гязского берега, дождались парохода и — здравствуй, Баку, милый Пупыкин, даже бакинские сардины показались лакомством. В Баку снова была осень. Миновал год.

Директор Бекман поручил Савве ехать в Москву, заняться сбором товаров для Нижегородской ярмарки. Эта милость была заслуженной, выстраданной.

На место Саввы в Баку приехал Медынцев. Видимо, это один из трех братьев Медынцевых, друзей Павла Михайловича Третьякова, собирателя картин.

Павел Михайлович особенно близко дружил с Алексеем Медынцевым, который имел свое торговое дело и каждый год работал на Нижегородской ярмарке и заодно распространял запрещенный герценовский «Колокол».

Медынцева, видимо, тоже спасали от ареста, но он недолго жил в Баку, тяжело заболел, вернулся в Москву и умер.

Восток для здоровья северян небезопасен. Его коварство испытал на себе и Савва Мамонтов.

6

Иван Федорович, целуя сына, расплакался.