Ну, что поделать — не отсюда я, да старушке той того знать не надобно…

— Тык ведь уж лет десять иду туда, куда ноги ведут, — наконец, ответила она, хитро улыбнувшись.

— А зовут тебя как? — вежливо поинтересовалась я, не отрывая от старушки настороженного взгляда.

— Звать меня можно поведуньей, а здесь я проходом.

— Коль имя своё не говоришь — дело твоё. Земля у нас гостеприимная и своих порядков мы не навязываем…

Тут я замолчала.

Многозначительно так.

— Да уж вижу я, не говори. Потолковать хочешь. А коли надо, так зайду к тебе вечерком. И про порядки твои потолкуем, — поведунья хитро прищурилась, — и про то, что сейчас происходить тут будет…

Я, молча, проводила её взглядом и покачала головой:

— Ясновидящая. В наших краях. Не к добру.

И тут же отвернулась от неё, вглядываясь в тропку, что меж деревьев к нашей деревеньке вела.

Так… у нас тут малый конный отряд. Ещё, пожалуй, повозка на тягловой лошади.

Я подошла к ограде и заперла хлипкие ворота. Как-никак, а показатель — здесь чужих не любят!

А сама усмехнулась про себя — только что о гостеприимстве поведунье рассказывала. Но что делать? Про что сказ ведётся — не всегда на деле провернётся.

Десятник подъехал через несколько минут. Я оглянулась на кострище — сухие дрова возвышались над землёй на несколько локтей, а поодаль — так, чтобы приезжим на глаз не попадаться, Бурый с огнивом засел. За него я не переживала — уже давно отметила про себя этого мальчугана. Хороший следопыт из него вырастет и неплохой воин. Вон — уже всех дворовых с деревянной палкой гоняет.

Я обернулась к подъехавшим воинам.

Десять, как и в голове своей видела. И повозочка на тягловой.

Я улыбнулась про себя и чуть вышла вперёд.

— Здравствуйте, люди добрые, — слегка склонила голову, — чем обязаны в наших краях?

— И ты здравствуй, девица, — улыбнулся один из стражников, чем вызвал недобрый взгляд у десятника.

Тут я, если честно, сильно удивилась! Как это младший по званию вперёд голос подаёт?

Я присмотрелась к нему — молодой, длинноволосый, светлокудрый, с чистыми голубыми глазами, он держался до странного развязно, и совсем не обращал внимания на уже порядком разъярённого его поведением десятника.

— Почему к дружинникам Князевым девка простая выходит? — рявкнул он со всей своей воинской выучки.

— Что дружинникам Князевым в таких глухих местах надобно? — вопросом на вопрос ответила я.

Сейчас начнётся… Всегда ведь одно и то же!

— Что надобно, то не твоего ума дело, — отрезал десятник и к самому забору подъехал, — старосту своего зови, коли сама открывать не думаешь.

— Почитай, я здесь за старосту, — спокойно ответила я и вновь поймала на себе взгляд голубоглазого дружинника, — так чем же мы вам обязаны?

— Ты, курва, совсем страх забыла? Отворяй ворота — мы на ночь здесь остановимся.

— А нет места, дяденька, сами кое-как живём. Вона князь-то наш даже от налогов освободил, поди, слыхал про то? — нагло и специально усиливая деревенский говорок, отвечала я.

Ну, да! Я ведь такаааааая тёмная! И такая деревенщина! Аж, сил ни каких нет!

— Про ту деревеньку, что Князевой волей без страха жить стала? Да нет, не слыхал про ту, — зло прищурился десятник.

— Слыхал — слыхал. И по пути наведаться решил, супротив Князева указа. Что я, твоей телеги меченой не признала? Ещё в том году на ней ребятня с деревни соседской зарубку сделала.