– Сейчас мы с тобой войдем вон туда,– услышал я,– и там посмотрим, кто кого будет на «вы» называть!..

За массивными дверями – просторный тамбур. Затянутая металлической сеткой амбразура в стене. С той стороны с любопытством выглянул бледный функционер в серой фуражке.

– Лицом к стене! – деловито распорядился тот, кто покушался на мой нос. – Встать лицом к стене! Живо!

Он ухмыльнулся бледнолицему дежурному и кивнул в мою сторону:

– Гляди, какого Рокфеллера изловили!

Очевидно, речь шла о моем костюме. Штаны и пиджак выглядели довольно дорого, да и стоили тоже.

Повели по сложно изгибающимся коридорам. Втолкнули в комнату – просторную, но чрезвычайно душную. Здесь, сидя на стульях и столах, интенсивно курили несколько сумрачных мужчин в рубахах с закатанными рукавами. Все – старше меня и гораздо крупнее. Я почувствовал себя неуютно.

Раздались множественные хриплые возгласы.

– О! Поймали, что ли?

– А ты как думал? Всех ловили, и этого поймали, – и в мою сторону, опять: – Лицом к стене!

– Мы же его еще не смотрели,– озабоченно сказал второй из тех двоих, что меня взяли. – Вдруг у него – оружие?

– И то правда! К стене! Ноги шире! – это снова в мой адрес.

Я встал, как велели. Расставил ноги.

Стена мне не понравилась. Голая, в буграх штукатурки, в потеках старой зеленой масляной краски, она смотрелась позорно, почти непристойно. Про такую стену спеть бы «Пинк Флойду»...

Из моих карманов – шустро, ловко их ощупывая – извлекли три мобильных телефона, паспорт, записную книжку, тяжелую связку ключей и около полукилограмма денег в двух валютах. Деньги швырнули на ближайший стол с искренним равнодушием. Но записная книжка вызвала большой профессиональный интерес. Непрерывно возбуждая себя никотином, опера бегло пролистали ценный вещдок, передавая его друг другу, а потом унесли из комнаты – очевидно, для более детального анализа координат моих друзей, знакомых, сотрудников, родственников, деловых партнеров, клиентов и всех прочих мужчин и женщин, захваченных мною в орбиту своей беспечной жизни.

– Сядь на стул!

Открылась дверь, и торопливо вошли еще двое, потом третий. Прибежали явно специально для того, чтобы взглянуть на изловленного преступника.

– Наконец-то! Если бы ты знал, Андрюха, как мы устали за тобой бегать!

Я помалкивал.

– Что ты расселся? – грянули мне прямо в лицо. – Не у себя в офисе! Пересядь сюда! К свету ближе!

Изловчившись абстрагироваться, я увидел этих людей, как забавных чудовищ. Они старались казаться страшными. Бряцали наручниками и потертыми пистолетами Макарова. Расхаживали, громко топая, отводя локти от туловища – как будто из их подмышек свисали дополнительные комплекты мужских достоинств. По одному справа и слева. Так ходят старослужащие в армии. Или ковбои в классических вестернах.

Их нерв, простой и честный, я вполне уважал. Против них я был дерьмо, щенок, мальчишка, бессовестный и лживый малый. Плохой человек. Любитель легких денег, «мерседесов» и девочек. Государство платило своим слугам плохо, и слуги испытывали классовую ненависть к малолетним нуворишам.

– С ним все ясно,– говорили они друг другу, небрежно тыкая в меня пальцами. – Он сядет надолго. И это правильно!

То есть стращали меня тюрьмой. А я к ней давно уже приготовился. Заранее. И испытывал сейчас не испуг, а скорее причудливую комбинацию восторга и ужаса.

Наиболее занятной деталью обстановки мне показались пепельницы. Это были изготовленные из спичечных коробков и аккуратно оклеенные фольгой от сигаретных пачек поделки заключенных.

Быстро выяснилось, что вся следственная бригада состояла сплошь из командированных провинциалов.