— На каком этаже?

— На третьем.

— Спасибо вам. — Она побежала к лифту.

— Мисс?

Дженни обернулась.

— Возможно, он пробудет там еще долго.

Сестра дипломатично намекала ей на то, чтобы она особенно не обманывала себя надеждой.

— Я подожду, не важно, сколько бы времени это ни заняло.

На третьем этаже сидящая на посту дежурная сестра подтвердила ей информацию о том, что Кейдж по-прежнему находится в хирургии.

— Вы его родственница? — вежливо спросила она.

— Я… Я выросла вместе с ним. Его родители удочерили меня, когда я осиротела.

— Понимаю. Мы так и не смогли с ними связаться, но по-прежнему пытаемся это сделать.

— Я уверена, что они просто уехали на один вечер и скоро вернутся обратно. — Дженни казалось невероятным, что она способна поддерживать обычную беседу. Ей хотелось выть от горя, броситься на пол и рвать на себе волосы.

— Около их дома дежурит полицейский, чтобы привезти их сюда.

Дженни закусила губу:

— Они будут напуганы. Они потеряли младшего сына всего лишь несколько месяцев назад.

Сестра сочувственно покачала головой и вздохнула.

— Почему бы вам не присесть здесь и не подождать немного, — заметила она, указывая на комнату для посетителей. — Я уверена, что мы скоро узнаем что-нибудь о состоянии здоровья мистера Хендрена.

Как автомат, на ватных ногах Дженни прошла в комнату и села на диванчик. Она обязана была бы сама отправиться к дому Хендренов, чтобы к тому времени, когда они окажутся там, лично сообщить им печальные новости об аварии. Но Дженни просто не могла оставить Кейджа. Не могла! Она должна была находиться здесь и мысленно транслировать свою любовь и поддержку сквозь больничные стены в операционную, где в данный момент он отчаянно сражался за жизнь.

Ведь жизнь его являлась священной для нее, бесценной, незаменимой… Неужели он не знал этого? Как он мог…

Господи, и она, она сама, позволила ему думать о себе самое худшее. Так же как его родители, которые оттолкнули его от себя в ночь похорон Хола, она жестоко отвергла его, когда он раскрыл ей сердце. Да, Хендрены не имели ни малейшего понятия о том, что творится в душе Кейджа, они даже не догадывались о той боли, которую всю жизнь причиняли ему своим поведением, но она — она знала его гораздо лучше.

Сколько уже раз он сомневался в ценности своей жизни? Разве не заигрывал он со смертью всякий раз, когда смущал своим вызывающим поведением полицию или когда мчался по шоссе с жуткой скоростью? Неужели не понятно, что все его знаменитые, отчаянные выходки имели под собой цель лишь привлечь к себе внимание, которого он был лишен всю жизнь?

«О, Кейдж, прости, прости меня. Я люблю тебя. Люблю тебя. Люблю. Ты самый важный во всем мире человек для меня».

— Мисс Флетчер?

Она подпрыгнула, услышав свое имя. Ее глаза были сосредоточенно закрыты, когда она молилась, умоляя Господа сохранить жизнь Кейджа. Она уже ожидала увидеть склонившееся к ней с участием лицо доктора. Однако обращавшийся к ней мужчина был одет в полицейскую форму.

— Да?

— Я так и подумал, что это вы, — сказал он. — Я помощник шерифа Роулинс. Это я говорил с вами по телефону.

Она смахнула слезы с лица:

— Да, да, конечно, я помню.

— Со мной мистер Хэнкс. Это его семью спас Кейдж.

Дженни впервые обратила внимание на мужчину, стоявшего позади помощника шерифа. Мужчина подошел поближе. Его рабочая одежда и грубые ботинки резко контрастировали с чистотой и стерильностью больничного коридора.