Он злобно усмехнулся. Неужели она думает, что такое навязчивое предложение себя привлекательно? Да ее вульгарность просто смешна.

Дженни даже не знает, что она сексуальна. От нее исходил такой легкий, воздушный аромат. Напротив, тяжелый, безвкусный парфюм Диди заполнял буквально все в пределах ее досягаемости.

Прерывистый, взволнованный, чуть охрипший голос Дженни казался Кейджу гораздо более сексуальным, чем манерная речь Диди. И неловкие ласки Дженни возбуждали, привлекали его более чем расчетливые и умелые, четко отработанные движения его прошлых любовниц.

Стараясь отрешиться от душившего его окружения, он мысленно перенесся в невинную спальню, которой впору было принадлежать ребенку, а не женщине в шелковом ночном одеянии. А оно было шелковым. Его прикосновения прекрасно различали шелк на женском теле. Такой же нежной была кожа Дженни. И ее волосы. И…

Ее девственность стала для него шоком. Определенно, определенно его брат не мог быть таким святым. Да как Хол, если только он мужчина, мог жить в одном доме с Дженни все эти годы и не заняться с ней любовью?

Неужели он так отличается от своего брата? Одинаковое ли у них тело? Безусловно, да. Физически с Холом было все в порядке. Кейдж преклонялся перед несгибаемой моралью Хола, хотя и никогда не мог представить другого человека, связанного столь же строгими моральными нормами и обязательствами.

Дженни была не такой?

Она хотела посвятить себя Холу в ночь его отъезда. Каким же болваном оказался тот, что отказался от столь драгоценного дара. Кейджу не нравилось думать о родном брате в столь уничижительных выражениях, но именно так он чувствовал. Неужели Хол не понял, на какую жертву пошла Дженни ради него? В тот момент, когда он преодолел хрупкий барьер ее девственности, Кейдж осознал все.

Господи всемогущий, да разве он когда-нибудь ощущал больший восторг, что охватил его, когда он проник в нее? Разве слышал он что-нибудь слаще приглушенного хрипа, раздавшегося в глубине ее горла, когда волна страсти подхватила ее?

Никогда. Ему никогда не было так хорошо.

Однако никакая другая женщина не могла сравниться с Дженни. Она была недосягаема. Запретная и недоступная. Даже для него, почти не знавшего отказов у женщин.

Ему было известно это много лет. Столько же, сколько он знал, что Дженни принадлежит Холу. Все понятно. Много лет назад Кейдж приучил себя к этой мысли. Он мог бы заполучить любую женщину, которую захотел. Любую, кроме той, кого на самом деле любил. Кроме Дженни.

Он был аморальным типом. Отъявленным негодяем. Его ни капли не заботил никто и ничто. Это говорили о нем родители, и в основном их слова соответствовали истине. Однако его достаточно волновала судьба Дженни и Хола, чтобы не разрушать им жизнь своим вмешательством.

Он хорошо хранил свою тайну. Об этом никто не знал. Никто даже не мог бы предположить. И меньше всех она. Она и понятия не имела, что всякий раз, когда он оказывался с ней рядом, его неудержимо тянуло коснуться ее. Не сексуально. Просто дотронуться.

Ее же отношение к нему было исключительно сестринское. Хотя, с другой стороны, он всегда чувствовал, что она боится его. Он доставлял ей неудобства, и это буквально разрывало ему сердце. Конечно, ее страхи были вполне оправданны. У него была скандальная репутация, и любая женщина, дорожившая своим добрым именем, старалась держаться от него подальше, будто его сексуальность была столь же ужасна и заразна, как проказа.

Тем не менее, он часто размышлял о том, что могло бы случиться, если бы Дженни появилась в их доме раньше. Если бы он не отсутствовал в колледже, если бы он уже не был известен как отъявленный хулиган и аморальный тип, если бы у него было время, чтобы завязать с ней отношения, повернулась бы Дженни к нему, а не к Холу?

Это были его любимые фантазии. Потому что он чувствовал, что за сдержанностью Дженни спрятан дух свободы, который стремился к тому, чтобы его выпустили на волю, чувственная, сексуальная женщина, спрятанная за непроницаемую броню предусмотрительности.