— Спокойной ночи, Кейдж.

— Сколько ты уже живешь с нами, Дженни?

Она снова замолчала.

— С тех пор, как мне исполнилось четырнадцать. Почти двенадцать лет.

Хендрены взяли ее после того, как погибли ее родители. Однажды, когда она была в школе, у них в доме взорвался газовый баллон, и все сгорело дотла. Позднее она вспоминала, что, сидя на уроке алгебры, слышала пожарные сирены и вой машин скорой помощи. Однако еще не знала, что ее родителям и маленькой сестренке, оставшейся дома с больным горлом, уже ничем не поможешь. Ее отец забежал в обеденный перерыв домой, чтобы проведать сестренку. Еще до наступления темноты Дженни осталась одна в этом мире, не имея ни единой вещи, за исключением одежды, бывшей на ней, когда она отправилась в тот день в школу.

Флетчеров связывали дружеские отношения с их пастором, Бобом Хендреном и его женой Сарой. А поскольку у Дженни не осталось живых родственников, ее будущее практически не обсуждалось.

— Я помню, как вернулся домой из колледжа на День благодарения и обнаружил там тебя, — сказал Кейдж. — Мама превратила свою комнату для шитья в спальню маленькой принцессы. Наконец-то у нее появилась дочка, о которой она всегда мечтала. Мне сказали, чтобы я обращался с тобой как с членом семьи.

— Твои родители были очень добры ко мне, — слабым голосом призналась Дженни.

— И поэтому ты никогда не могла устоять перед ними?

Ее оскорбили его слова, и это было заметно.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь!

— Напротив, очень хорошо понимаешь! Прошло двенадцать лет с тех пор, как ты в последний раз самостоятельно принимала решения. Неужели ты боишься, что они выбросят тебя на улицу, если ты с ними не согласишься?

— Звучит абсурдно! — изумленно воскликнула она.

— Нет. Просто грустно, — заметил Кейдж, подставляя ветру тяжелый, квадратный подбородок. — Они решали, кто может и кто не может быть твоими друзьями, какую одежду тебе носить, в какой колледж поступать и даже за кого выйти замуж. А сейчас, похоже, от них зависит, когда случится свадьба. Возможно, ты позволишь им планировать и своих детей тоже?

— Кейдж, прекрати. Это все неправда, и я больше не хочу слушать. Ты что, выпил?

— К сожалению, нет. Чертовски бы этого хотелось. — Он повернулся к ней и схватил ее за руку. — Дженни, проснись. Они подавляют тебя. Ты — женщина, потрясающе привлекательная женщина. Что такого, если ты сделаешь что-нибудь, что им не понравится? Тебе не четырнадцать лет. Они не могут наказать тебя. Даже если они выгонят тебя, чего они никогда не сделают, что страшного? Ты просто будешь жить в другом месте.

— Быть независимой женщиной?

— Полагаю, именно так, да.

— Думаешь, я должна вести тот же свободный и вызывающий образ жизни, что и ты?

— Нет. Однако я не считаю, что тебе следует проводить девяносто процентов своего времени, занимаясь с группами по изучению Библии.

— Мне нравится выполнять работу в церкви.

— Вместо всего остального? — Охваченный волнением, он взъерошил пальцами волосы. — Вся та работа, которую ты выполняешь в церкви, достойна восхищения. Я вовсе не хочу, чтобы ты ее бросила. Я просто не могу видеть, как ты превращаешься в пожилую леди, а ведь ты еще так молода. Ты совершенно забросила свою собственную жизнь.

— Вовсе нет. У меня будет жизнь, общая с Холом.

— Не будет, если он отправится в Центральную Америку и позволит себя пристрелить! — Кейдж заметил, как смертельно побледнело ее лицо, и смягчил тон своего голоса.