Он чувствовал себя неважно, а еще предстоит собрание после работы, какой-то обязательный треп о ежеквартальности, докладывать ему, успеть бы приготовиться в обеденный перерыв, а пока хоть основные тезисы обдумать…

    – Не реагирует ни на какие раздражители, - ответила медсестра. Она была новенькая, наших терминов еще не усвоила, говорила так, как понимала. - Хоть говори ей что, хоть не говори, хоть плачь - ей все равно!.. Венский говорит, что она зациклилась на чем-то для нее сверхважном, и теперь ее мысли ходят по кругу.

    – Зондаж делал? - поинтересовался Мальцев отрывисто. Я видел, что он придвинул листок и сделал первую запись. Почерк корявый, но я разобрал, что речь шла о подшефной свиноферме.

    – Да, он сделал два психозондажа, - ответила медсестра послушно, как школьница. - Медикаментозное лечение результатов не дало, показана операция…

    Мальцев вздохнул, потер ладонью лоб. На листике под пунктами вторым и третьим было еще пусто.

    – Зовите, - сказал он хмуро. - Начнем, работы еще много.

    Сестра метнулась за дверь, только халат мелькнул. Слышен был ее звонкий голосок, когда она созывала хирургов, помощников, техников. Они медленно стягивались в операционную, а я еще во все глаза рассматривал Таню. Теперь смотреть можно. Теперь взглядом не обжигает.

    На операционный стол ей взобраться помогла медсестра. Таня все выполняла безучастно, как кукла. Где ее мысли, где ее сознание теперь? Ее мир для нас закрыт, она сейчас даже боли бы не почувствовала.

    Ее закрепили на столе специальными захватами, техники уже приклеивали свои датчики. ЭВМ оживала по мере их подключения: две стены из блоков в семь миллионов каждый, треть ближайшей стены занимают пять экранов, где уже потянулись пульсирующие белые линии, побежали первые цифры…

    Хирурги сходились к столу. Мальцев со вздохом сбросил халат, намереваясь вскарабкаться на соседний стол, как вдруг я, неожиданно даже для себя, сказал громко:

    – Прошу разрешить операцию мне!

    На меня оглянулись с таким видом, словно у них в операционной неожиданно появилась буриданова или еще чья-то там ослица и запела. Ассистент, да еще младший! Тебе еще пять лет только авторучку подавать хирургу, не раскрывая пасти!

    – Я знаю эту девушку, - сказал я торопливо. - Вернее, знал ее здоровой. Подонок, в которого она верила, как в бога - такие хрупкие ранимые натуры, как она, еще на это способны, - в чем-то разочаровал ее. По моему глубокому убеждению, это и стало причиной болезни. Она очень хрупкая! У нее в семье одни скрипачи, лингвисты, художники…

    – Гм, - сказал один из хирургов, самый пожилой, - хрупкую натуру повредить легко, вылечить трудно.

    – Мне кажется, - сказал я, запоздало понимая, что нельзя так говорить с опытными п