И старался забыть, что она здесь, что за главную роль в
экранизации догардовской "Звездной дороги" ей вручили какого-то золотого
зверя из числа той экзотической живности, какую раздают на кинофестивалях.
- Я вас приветствую, мой исчезающий друг, - раздался женский голос, и
я поднял голову. И сказал:
- Здравствуй, Сильвия.
С ней был какой-то смутно знакомый, невыносимо киногеничный тип с
фестивальным значком на лацкане.
- Познакомьтесь, это мой друг, - сказала ему Сильвия. Моей фамилии
она не назвала - прекрасно знала, что у меня их больше, чем положено иметь
нормальному человеку.
- Адам Гарт, журналист, - сказал я.
- Очень приятно, Руперт Берк.
Ну да, конечно. Из звезд.
Она очень выразительно посмотрела на этого своего Берка, и Берк
сговорчиво пробормотал, что ему пора, у него, собственно, деловое
свидание, и он, с нашего позволения, нас покинет. И покинул.
- Нечего так на меня смотреть, - сказала Сильвия. - Ничего у меня с
ним нет. Ни с кем ничего нет. Тебя жду, как дура. А ты, Голем, свинья
изрядная - писать женщине, которая тебя любит и которую ты любишь, такие
идиотские письма. А еще полковник. И таких дураков еще именуют
великолепными гепардами. Гепард - такой добрый и милый зверь...
Она стоит передо мной, тоненькая, красивая, черные волосы рассыпались
по плечам, на шее ожерелье из марсианских камешков, подарок астронавтов с
"Синдбада". И я понимаю, что я в самом деле дурак и свинья, что никуда не
деться мне - вернее, притворяюсь, что понял это только сейчас, а не два
месяца назад...
- Ты занят?
- Не особенно, - сказал я. - Точнее, пока что абсолютно свободен. Как
ветер. Как три ветра...
- Тогда пошли, - сказала она. - Поплачешься. Вижу я тебя насквозь,
опять тебе плохо...
У нее есть золотое качество - умеет молча сопереживать...
Мы вошли в шикарный номер, заперли дверь, и она сразу обхватила,
прижалась. Тронула ладонью кобуру под пиджаком и попросила:
- Убери его, ладно?
Я отнес пистолет в ванную, запихнул его там в шкафчик - пусть раз в
жизни полежит рядом с косметикой от лучших фирм. Сильвия поставила передо
мной чашку кофе, села напротив и уставилась жалостливыми бабьими
глазищами.
- Ты говори, - сказала она. - Тебе ведь плохо...
Я медленно отходил, отплывал, отрешался от мира за окном, от его
головоломных проблем и жестоких отгадок, позволил себе ни о чем не думать,
разрешил на пару часов такую роскошь.
- Воспоминания динозавра, том второй, - начал я тихо. - Мы ведь
динозавры, как и те, за кем мы охотимся. Когда они исчезнут, уйдем и мы.
Да мы уже уходим, у нас не будет потомства, как у динозавров. |