Оля подавила приступ раздражения:

— Я спокойна совершенно. Он взрослый мужик.

— Надо, наверное, ехать на вокзал? — неуверенно предположил Шубин. — Может быть, он решил… ну, там ночуют вообще-то…

— На вокзале милиция гоняет, — проговорила сквозь зубы Оля. И похолодела от собственных слов. «Заметут», изобьют без синяков, искалечат…

Ну не станут же они хватать ни в чем не повинного парня! На нем же куртка динамовская и фирменная сумка, видно, что не беспризорник…

Куртка хорошая, сумка заметная. Могут найтись… охотники… А так как Жека сам не отдаст — могут и по голове…

— Надо ехать домой, — сказала она хриплым, не своим голосом. — И позвонить… в больницы, что ли…

— В какие больницы?! — взвился Шубин. — Прекрати истерику! Еще скажи — в морг!

Оба замолчали.

«Частный сектор» тонул в темноте. Где-то в отдалении выла цепная собака.

Перед входом в зоопарк стоя спал металлический зубр. Поблескивали медью лев и львица, отполированные детскими седалищами… В славное дело полировки вложили свою лепту и Оля, и Жека, да и Шубин, наверное. Да найдется ли в городе хоть кто-то, не сидевший в детстве на этом самом льве?

Невозмутимый Щорс перед железнодорожными кассами указывал на звезды — всегда спокойный, монументально-величественный Щорс на столь же монументальной бронзовой лошади…

Они все-таки поехали на вокзал.

Чужая спешка, чужие проблемы вертелись шестеренками равнодушного механизма; едва переступив порог главного зала, Оля уже знала, что Жеку здесь не найти. Тем не менее она позволила Шубину пробежаться по залам, по переходам, по перронам — тот вернулся подавленный, запыхавшийся. В ответ на ее взгляд отвел глаза:

— Нет.

Ну, разумеется, нет, она и так знала… Сырой ветер перед рассветом бывает особенно промозглым. Хорошо хоть не мороз на улице, слава богу, не зима.

— Стоп. Останови здесь.

Она вышла, чтобы купить сигареты в ночном киоске. Шубин ждал ее в машине. Какой-то весь беспомощный, сгорбленный, жалкий; у Оли вдруг сжалось сердце: каким великаном казался этот человек пятнадцать лет назад! И как неистово ей хотелось завоевать его, покорить, красивого и талантливого, по которому сохли и которого добивались целые эскадроны девиц…

— Так, — она закурила снова, хотя ее мутило от сигарет. — Возвращаемся. Не удивлюсь, если этот лоботряс вернулся и ждет под дверью.

Она ни на йоту не верила в это. Сказано было для Шубина. Просто из христианского сострадания.

— Слышишь? Поехали!

Шубин не шелохнулся. Все так же смотрел перед собой; в давно не мытое ветровое стекло ударила капля дождя.

— Ты слишком много куришь, Оля. Успокойся.

Он еще ее успокаивает!

Дождь пошел смелее. Вымокнет, подумала Оля обреченно. Если у него нет крыши над головой… Хотя… лучше под дождем, чем… подвалы с бомжами, притоны, приюты, «обезьянники»…

— Деньги у него есть? — спросил Шубин.

Оля поняла, что не знает точно, есть ли у Жеки деньги и сколько. Он никогда не просил. То есть он просил, когда тренер собирал на аренду спортзала, на какую-нибудь поездку… Вот, она дала ему на бассейн. Позавчера. Если он не успел отдать деньги тренеру — у него может быть гривен пятьдесят…

Он мог сделать какую-нибудь глупость, подумала она в ужасе. Уехать на электричке. Снять проститутку… То есть нет, этого быть не может, это полный бред!

— Скажи мне, что случилось, — в который раз за эту ночь попросил Шубин.