— Ну? — Гай выжидательно поднял глаза.
— Ну? — Крысолов, похоже, не понял.
— Так какое дерево столько простоит?! Тут камни крошатся, не говоря уже о людях, которые и знать позабыли… А трухлявый пенек ничего себе стоит, а?
Крысолов расхохотался. Долгую минуту гай, насупившись, наблюдал за его смехом.
— Ох… молодец. Здраво рассуждаешь, и логика твоя безупречна…
Указатель за долю секунды вернулся в прежнее свое состояние; Гай отшатнулся.
— А теперь скажи мне, юноша, — голов флейтиста разом посерьезнел.
— Знаешь такое слово — «проклятие»?
Гаю снова сделалось холодно.
— Вижу, что знаешь… Что, ты думаешь, долговечнее — деревяшка или проклятие?
— Проклятие, я думаю, — отозвался Гай хрипло.
— И правильно думаешь, — Крысолов помолчал, потом улыбнулся снова, и Гай почти обрадовался этой его улыбке. — Ну что, теперь поехали?
Гай обернулся и посмотрел на дорогу, уводящую в лес.
Она была живописна. Она была очень мила, эта дорога, в пятнах солнца и тени, удобная, гладкая, почти без рытвин, широкая, отличная дорога…
— Вы не передумаете? — спросил он одними губами.
Его спутник с улыбкой покачал головой.
— Что ж, — сказал Гай почти неслышно.
В последний момент у него мелькнула мысль о том, что будет, если посреди леса обломается машина; толку от этих дум не было никакого — потому что не было выбора, и потому, что первые ветви уже сомкнулись за спиной.
Конечно же, ничего страшного в этом лесу не было. Разве что густ он был чрезвычайно, ну прямо неестественно густ, и, конечно, темноват. Ни полянки, ни тропинки — дорога, узкая и прямая, и ненормально гладкая — ни дерево не решится упасть, ни кустик не выберется за невидимую черту, чистая дорога, будто каждую ночь тут в поте лица вкалывают дорожные рабочие…
Гай поежился. Ему привиделись лесовики, зеленые и лохматые, с лопатами, с сигаретами в растрескавшихся деревянных губах…
Он криво усмехнулся. Чем мучиться всякий раз на Рыжей Трассе — не проще ли лесочком, напрямик, по этой приятной во всех отношениях дороге… Господи, о чем он думает?!
Он едва успел затормозить — дорогу перебежала мелкая зверушка, вроде хорька.
Беспечные твари, думал Гай, снова давя на газ и всматриваясь в обочины, беспечные твари живут непугано и не думают ни о каком проклятии… А при чем тут я?! Ладно, пусть страна эта проклята оптом, целиком, и все мы виноваты… Не то. Проповеди оставим отцу. Горелая Башня, вот… В любом селении была каланча, колокольня, сторожевой пост… Хм, в лесу? А был ли лес? Пожар… Каланча горела, может быть, вместе с поселком… Отсюда название. Горелая Башня.
— Кстати, — сказал вдруг Крысолов. — Возвращаясь к истории о неудачливом лекаре… Ты не хотел бы знать, что стало потом с его, гм, пациентами?
— Хотел бы, — медленно отозвался Гай. — Хотел бы… знать.
— Видишь ли… Случилось так, что их поступок не простился им. И они… короче, были наказаны.
— Кем? — спросил Гай машинально. И тут же прикусил язык; Крысолов, усмехаясь, опустил стекло и с удовольствием оперся на него локтем.
— Что же, — осторожно начал Гай, — к ним снова пришла болезнь?
— Болезнь не пришла, — отозвался Крысолов небрежно. — Они сами отправились… да, гуськом отправились в одно место. Про место я тебе рассказывать не буду — но, поверь, лучше бы им просто умереть. |