— You paint using the make up? How long will it last? — поинтересовался человек с собакой.

— Never mind, — сказала она едко и добавила: — It is for you.

И тут же поняла, что мужу дело портит, а себе не помогает. Она замолчала, решив до конца обеда не говорить больше ни слова. И, наклонившись, заставила себя погладить собаку под столом, возможно, определив этим развитие многих последующих событий.

Как-то вечером, после Рождества, сидя перед только что начатой картиной, Филипп спросил Ферету, почему она не купит аквариум с рыбками, такой же как дома.

— Но я не дома, — возразила она, — и если останусь здесь навсегда, это будет равносильно смерти, ведь я здесь чужая. Имей в виду, тебя это тоже касается! Борхес знал это, потому-то и приехал сюда умирать.

— Борхеса здесь нужно было переводить, а наши картины переводить не надо. Наши картины — это pret-a-porter.

А когда он позже спросил ее, почему она теперь так мало работает, Ферета ответила ему словами, которые стали решающими для дальнейшего течения их жизни:

— Прошу тебя, не задавай мне никаких вопросов. Особенно о работе. Когда мы с тобой познакомились, ты был для меня, да и не только для меня, настоящим богом живописи. Представь, что начинаешь чувствовать, когда божество просит у тебя совета. Ты не умеешь думать ни о чем, кроме живописи. А с меня довольно. У меня нет уверенности, что я рождена для искусства. Ты живешь для того, чтобы писать картины, я же пишу их, чтобы жить. Твоя жизнь это не вполне жизнь, твоя жизнь — это живопись. Тебе восемьдесят лет, ты болен, и мы навсегда упустили шанс красиво прожить свой век. А ведь могли бы, и я в свое время тебе об этом говорила, но ты меня не понимал. Теперь уже поздно. Кроме того, должна признаться, что я не могу работать в одной комнате с тобой. Я слышу каждую твою мысль, я не глядя знаю, какую краску ты собираешься нанести на холст. Более того, я вижу, как ты выискиваешь эти самые краски у природы и копишь в своей памяти. А я? Длина наших волн, или их частота, в этой комнате не совпадают, они создают друг для друга помехи. Я чувствую себя любительским радиоприемником, который пытается настроиться на частоту CNN. Короче говоря, я хочу жить, а не играть в искусство.

— Это просто означает, что я тебе уже не нужен. Ни я, ни мои картины.

— Прошу тебя, о живописи больше ни слова. Она — то нас сюда и завела. Похоже, что люди искусства в начале и конце жизненного пути сталкиваются с одними и теми же проблемами. Восход славы и ее закат очень похожи. Поэтому мы с тобой находимся в чертовски одинаковом положении. Разница только в деньгах, которые продолжают течь к тебе по какой — то инерции.

— Может быть, она заслуженная, эта инерция? Если хочешь, давай пригласим твою дочь Гею пожить с нами.

— Гея ко всему этому не имеет никакого отношения. Она приедет к нам, но потом сразу же вернется домой, к отцу, ее место там. Но ты не бойся, я тебя не брошу. Мы действительно оказались на распутье, перед нами лежат две дороги. И я уже решила, какую выбрать. Пусть это отравит нашу жизнь, но я тебя не покину.

Так Ферета Су осталась в Женеве с Филиппом Рубором. Чтобы искать свою завтрашнюю дорогу.

4

Déjà vu

Иногда от нечего делать, для смеха, с отчаяния или в шутку Ферета и Филипп начинали игру, которую называли «пустой язык». Например, он вдруг ни с того ни с сего выпаливал:

— Ну ты и сама понимаешь, вот тут я хотел сказать…

А она:

— Ну да, само собой…

На что он, если в голову не приходило ничего лучше, отвечал:

— Вот тебе и раз… Ты смотри!

Тогда она добавляла, чтобы продолжить игру:

— Ну вообще!

— Жуть, скажи!

— И точка! Да о чем тут говорить.